Кормилец - Алан Кранк

Дверь тихо скрипнула. Полоска света истончилась и исчезла. Ключ провернулся в замке.

Игорь спустился с крыльца и остановился.

Ты ведь шел не в школу, верно? Так – зашел по пути, пользуясь случаем. Но на самом деле ты шел не сюда.

У запретной зоны было две границы. Первая – мягкая, внешнее кольцо, шириной в квартал. Пересечение нежелательно, но в случае необходимости возможно. Здесь находились отделение Горгаза и самый большой в городе магазин строительных материалов «Мастерок». Вторая граница – жесткая, внутренний периметр по улицам: Маяковского, Советской Армии, Ефремова и Кропоткина. Эту границу он не нарушал никогда.

На углу Маяковского и Советской Армии у фонарного столба Игорь остановился. На столбе был приклеен лист бумаги. Две черно-белых, как с могильных памятников, фотографии в верхней части листа и общий текст внизу. ВНИМАНИЕ. ПРОПАЛИ ДЕТИ.

Лиза вымученно улыбалась, а Сережа не был похож на самого себя. Игорь вспомнил слова Лены про развешенные объявления. Снимки, очевидно, выбирала Марина и нарочно вставила тот, где удачный ракурс скрывал изъяны внешности сына. Зачем? Так сложнее будет его узнать. Хотя с другой стороны – для поисков требуется участливое отношение, а кто будет сочувствовать безумному уроду?

Игорь провел по промокшему листу бумаги ладонью. Он помнил, как оторвал кусок туалетной бумаги от рулона сегодня утром, чтобы вытереть две капли Сережиной мочи, оставшиеся на ободке унитаза. Помнил, как высаживал Лизу у школы. Посреди стоянки набралась огромная лужа, и он сказал дочке: «Смотри не наступи в грязь», – а теперь, спустя чуть больше двенадцати часов, он читает приклеенное к фонарному столбу объявление об их пропаже. Этого просто не может быть.

Дунул ветер, и из темноты, с той стороны границы, заглушая шум дождя, донеслось шуршание сотен, а может быть тысяч, бумажных листов. Игорь представил стены многоэтажек, заклеенные объявлениями о пропаже детей от земли и под самые крыши. Отдай то, что должен, или черви будут есть твоего малыша. Земля под ногами стала выпуклой и зашевелилась. Грязный ручей, разлившись от бордюра до бордюра, поднялся и превратил дорогу в мутный клокочущий поток. Игорь вспомнил услышанную в детстве сказку из «Тысячи и одной ночи». В ней на огромной спящей рыбе поселились люди: построили дома, посеяли кукурузу, нарожали детей и позабыли, где живут. Но однажды рыба проснулась, и мир ушел под воду.

Мелодия звонка оборвала морок.

Игорь долго шарил по карманам куртки окоченевшими пальцами, прежде чем сообразил, что телефон лежит в заднем кармане джинсов.

– Алло, – сказал он, нажав на прием раньше, чем успел поднести динамик к уху. Кто звонит – он не успел разглядеть.

– Извините, – отозвался женский голос.

Это была не Лиза. Не Лена. Не Марина. Он глянул на дисплей. Незнакомый номер. Возможно, кто-то из родителей, вспомнил что-то важное.

– Мы с вами сегодня уже разговаривали, – сказала женщина. – Я вам напоминала, что сегодня последний день уплаты взносов по кредиту, но до сих пор платеж не прошел. Если у вас возникли непредвиденные финансовые затруднения, мы просим вас зайти завтра к нам в офис, для того чтобы обсудить возникшие проблемы и пути выхода из них. Согласно пункту шесть договора кредитования в случае несвоевременной уплаты…

Игорь задохнулся от разочарования и злобы. Не смог найти слов, чтобы ответить, и просто сбросил вызов. Хотелось стукнуть телефоном об асфальт, и если бы не обещание Лены позвонить, он так бы и сделал.

Он набрал воздуха в легкие и задержал выдох. Успокойся. Возьми себя в руки. Девушка тут ни при чем. Она просто выполняет свою работу. Он запрокинул голову и посмотрел в черное небо. Мелкая морось больно секла глаза. Очень удачно для того, кто хочет стряхнуть с себя отчаяние и собраться.

Впереди, в темноте, за пеленой дождя, появились две аморфные фигуры. Они могли оказаться кем угодно. Двое, с той стороны улицы, как будто направлялись к нему.

«Пусть это будут мои дети, – подумал Игорь и почувствовал, как потеплела вода на щеках. – Сделай так, чтобы это были они. Я согласен».

Он вспомнил собственное спокойствие в начале поисков, контрастирующее с нервозностью Марины. Как будто Бог или кто-то еще, такой же могущественный и жестокий, взглянул на Игоря в тот момент, увидел, что похищенного сына недостаточно, и забрал теперь еще и дочь. Вот теперь достаточно.

«Я пойду к Дереву. Приведу с собой человека. Но пусть это будут Сережа и Лиза».

Фигуры приобрели четкие очертания. Слишком высокие, для того чтобы оказаться детьми.

Перед Игорем появились два человека в форме.

– Добрый вечер. Старший сержант Косенков. Пожалуйста, ваши документы.

– Нет документов. Я здесь недалеко живу. Фрунзе пятнадцать.

– Пятнадцать? Как вас зовут?

– Игорь. Игорь Андреевич Прохоров.

– Пойдемте, Игорь Андреевич. У нас машина за углом. Мы отвезем вас домой. Детей ищет вся полиция города. А будете бродить под дождем, только и добьетесь, что заболеете. Пойдемте.

Толком старуха не спала давно – последний раз накануне смерти брата. Тварь навещала ее каждую ночь. Про себя ее визиты старуха называла «видениями». Как человек, проработавший жизнь в библиотеке, она чувствовала, что слово было неточным, но другого за все эти годы она так и не смогла подобрать. Во сне она слышала звуки, осязала предметы, чувствовала запах и вкус. Особенно вкус – по утрам нередко она обнаруживала на простынях пятна рвоты и старалась не есть на ночь. Но никогда и ничего она не видела глазами твари. Может быть, потому, что видеть глазами брата она так и не научилась. А может быть, потому, что Тварь была слепа, как большинство существ, живущих под землей.

Момент слияния обозначился легким толчком в плечо. Должно быть, Тварь задела какой-то выступ. Глубокий сон превратился в дрему. Часть сознания продолжала спать, а вторая половина прислушалась к происходящему. Много лет назад старуха читала, что птицы во время миграции могут спать на лету, по очереди отдыхая то левым, то правым полушарием. Ее перелет длился больше полувека.

Во рту вдруг пересохло, и острая боль в животе заставила забыть о ушибленном плече. Возникло чувство, как будто кто-то воткнул в живот палку и медленно провернул ее, наматывая внутренности, которые вдруг оказались невероятно длинными. Кишки выходили из тела со спины, тянулись и ветвились, связывая воедино человекообразное существо, ползущее наверх по стенам колодца, огромное дерево-алтарь и сотни других деревьев по всему лесу.

Руки соскальзывали, и она никак не могла опереться, хотя за годы жизни в шахте знала каждый уступ. Ветер, долетавший сверху, холодил кожу на лице. Свисавшие со спины корни, которых обычно она не чувствовала, сейчас тянули вниз. От голода Тварь обессилила и злилась на собственное тело. Старухе это чувство было очень знакомо.