Идеальный парень - Алексис Холл

– Хорошо. – Я не смог придумать ничего умного, поэтому сказал первое, что пришло в голову: – Почему бы нам не заняться сексом?

Он скривил рот.

– Не думаю, что подобное поведение поможет тебе восстановить репутацию перед спонсорами.

Ну, как говорится, была не была!

– Нет, я имел в виду прямо сейчас.

– Прошу прощения?

– Господи, Оливер, – я удивленно выпучил глаза, – кто будет в ситуации, требующей вопроса: «да ты чего?» реагировать этим твоим: «Прошу прощения»?

– Тут надо не «да ты чего» говорить, а… я даже не знаю, что сказать!

– Просто мысли вслух, – ответил я и пожал плечами, надеясь, что этот жест не показался ему слишком застенчивым, – но если бы мы сейчас занялись сексом, то уже не испытывали бы потом такой неловкости, прикасаясь друг к другу.

– Ах да. Всем известно, что секс все упрощает.

– Ладно. Согласен, не самая удачная идея. Но ты спросил меня, как сделать так, чтобы мы не испытывали смущения, прикасаясь друг к другу на публике, и я предложил мой вариант. Извини, что я мыслю так нестандартно.

Оливер отвернулся от меня. Казалось, он сейчас начнет ходить по комнате, только вот состояние пола здесь явно было не самое подходящее для таких прогулок. Поэтому Оливер просто начал переминаться с ноги на ногу.

– Я понимаю, ты встретил меня в тот момент, когда моя самооценка находится далеко не на пике, но все равно, чтобы затащить меня в постель, требуется нечто большее, нежели: «Почему бы нам не заняться сексом? Я имею в виду, прямо сейчас».

– Мы перед этим пообедали.

– Да, и во время этого обеда, как ты сам в этом признался, ты вел себя по-свински в отношении меня и твоих друзей.

Возможно, сейчас был не самый подходящий момент для шуток. Но я изо всех сил старался гнать от себя мысли о том, что Оливер Блэквуд меня опять отшил.

– Знаешь что. Давай хотя бы не будем больше обсуждать, как сильно ты не хочешь заниматься со мной сексом.

– Прости. – Выражение его лица немного смягчилось, но мне от этого легче не стало. – Знаю, это может показаться несколько старомодным, но я думаю, не стоит заниматься сексом, потому что так проще.

– Почему? Или все обязательно должны ждать, пока появится глубокая, крепкая связь, чтобы можно было глядеть в глаза друг другу, занимаясь любовью у горящего камина?

Он снова помрачнел.

– Ты считаешь меня жутким скромником?

– Да. Нет. Возможно. – О боже. Ну почему мой ответ прозвучал так жалко и убого? – Просто я привык к легким отношениям, поэтому и принял так близко к сердцу твои регулярные отказы перепихнуться со мной.

– Что значит «регулярные»?

– Помнишь день рождения Бриджет? Пару лет назад. У нас все едва не случилось, но ты предпочел бросить меня и уйти.

Он посмотрел на меня с недоверием.

– Извини, но тебя обидело, что я не воспользовался случаем и не изнасиловал на первом свидании?

– Что? – Я уставился на него с таким же ошарашенным видом.

– Я помню тот вечер, ты был в полной отключке. Мне кажется, ты даже не понимал, кто я, и уж тем более не отдавал отчета в своих поступках.

– Да что за херню ты несешь! – бросил я. – Я много раз занимался сексом по пьяни. И все было зашибись.

– Ох, Люсьен, как же тебе это объяснить? – Сам не знаю почему, но в его голосе я услышал грусть. – Я не хочу, чтобы было вот так «здорово». Этого недостаточно. Речь идет не о горящем камине и прочих клише, которые ты там себе нафантазировал, но да… мне нужно взаимное чувство. Мне нужно, чтобы это было важно для нас обоих. Я хочу, чтобы тебе это было нужно, чтобы ты этого желал и серьезно к этому относился. Я хочу, чтобы это стало важным событием.

Мне хотелось, чтобы он заткнулся. Иначе я… даже не знаю… расплачусь или сделаю нечто в этом духе. Оливер даже не представлял, о чем он меня просит. А я понятия не имел, как ему все это дать.

– Слушай, я понимаю, все это… мило, – у меня во рту так пересохло, что я начал цокать языком. – Но со мной может быть только «здорово». И никак иначе.

А потом очень, очень, очень долго мы молчали.

– В таком случае, думаю, это даже к лучшему, что наши отношения ненастоящие.

– Хм. Да. Даже к лучшему.

И снова мы очень, очень, очень, очень долго молчали. Потом Оливер обвил меня рукой и прижал к своему боку. И одному богу известно почему, но я позволил ему это сделать.

– Так лучше?

– Ч-ч-что лучше?

– Я насчет физического контакта. На публике. – Он откашлялся. – Конечно, мы не будем все время так делать. Входить в двери так будет затруднительно.

В этот момент мне казалось, что я вполне мог бы прожить и без дверей. Я повернул голову и на краткое мгновение вдохнул его запах. И тут же мне показалось – или я просто себе это вообразил, – что его губы легко коснулись моего виска.

– Думаю, сойдет, – сказал я. А что еще я мог ответить? Что в моменты, когда у тебя почти все получается, ты еще острее переживаешь свои прошлые неудачи?

Как бы там ни было, но мне пришлось собрать в кулак все остатки моей гордости, чтобы не прижаться к нему вновь, когда он отстранился от меня.

– Итак, – я засунул руки в карманы, чтобы они не потянулись к нему, – что теперь? Очевидно, что ты не хочешь оставаться в моей дерьмовой квартирке.

– Если честно, меня немного тревожит состояние твоей спальни. Но если я сейчас уйду, то со стороны может показаться, что мы с тобой расстались.

– Скажи, ты хоть что-нибудь в своей жизни делал через одно место?

Он задумался.

– Я прочитал две трети «Волчьего зала»[42], а потом бросил.

– Почему?

– Если честно, то даже не знаю. Книга довольно длинная и запутанная. Наверное, мне она просто надоела. Так что, думаю, этот мой поступок подходит под определение «через одно место»?

Я вдруг рассмеялся.

– Поверить не могу, я притворяюсь, что встречаюсь с парнем, который говорит фразы вроде «подходит под определение “через одно место”».

– Ты мне поверишь, если я скажу, что сказал это специально, чтобы развлечь тебя?

– Нет. – Я не хотел, чтобы он снова обнял меня. Я не хотел, чтобы он снова обнял меня. Я не хотел, чтобы он снова обнял меня. – Потому что ты все время так разговариваешь.

– Может быть. Но тебе это явно доставляет особое удовольствие.

– Ладно. Вот теперь это точно было специально.

Его губы медленно расплылись в улыбке – не той легкой и небрежной, которую он изображал на публике, а теплой и почти невольной, и от этой улыбки его глаза засияли изнутри, словно фонарь, оставленный на окне темной ночью.