Меч на ладонях - Андрей Муравьев

Далее дела развивались еще быстрее. Сразу после воцарения в Ватикане Николай, с подачи своего верного советника, принял декрет, по которому папу должны избирать только священнослужители, без вмешательства светских властей, то есть римских баронов и императора.

В тысяча шестьдесят первом году умер и Николай II. Гильдебранд, финансовый глава Римской церкви и ее министр иностранных дел, приложил все усилия и заставил кардиналов избрать на папство Александра II, не спрашивая согласия императора.

Такой ход, а именно – полное пренебрежение согласием германского императора, не остался незамеченным. При поддержке императрицы Агнессы немецкие епископы избрали своего папу, Кадала. Началась война, где на стороне Александра II активно действовали норманны. Успех одержали сторонники Рима – в тысяча шестьдесят четвертом году Кадала изгнали из Германии, и в том же году на соборе в Мантуе Германия признала папой Александра.

До тысяча семьдесят третьего года Гильдебранд правил от имени Александра II, а после смерти Александра римский народ чуть ли не насильно возвел Гильдебранда в папы под именем Григория VII. После избрания тот сразу начал те самые реформы церкви по ее освобождению от германского императора и других светских властей, о которых так долго мечтал и почву для которых так усиленно готовил. Одновременно началась борьба внутри церкви с практикой продажи церковных должностей и нарушением священнослужителями целибата. Это вызвало недовольство юного императора и тех верховных служителей церкви, кто получал свои наделы и епархии из его рук. Для начала взбешенный самоуправством Генрих IV собрал немецких епископов и низложил Григория VII, вернее, попробовал сделать это. В ответ тот отлучил императора и его приверженцев от святого причастия и церкви. Это послужило добрым поводом для новой вспышки восстаний: швабы и баварцы начали избирать нового императора, войско под угрозой вечного проклятия и отлучения покинуло Генриха.

Чтобы заслужить прощение папы, германский император три дня в январе тысяча семьдесят восьмого года стоял босиком на снегу перед домом маркграфини Матильды в Каноссе, дочери Беатриче Тосканской и Бонифация и приемной дочери Готфрида Бородатого Лотарингского, у которой гостил папа Григорий VII.

Гильдебранд простил императора, но вынудил его провозгласить независимость Римской церкви от Германской империи и признать ее «не вассалом, но госпожой». Император каялся, присягал на верность папе, потом вернулся прощенным в Германию, где собрал новое войско, разгромил по очереди всех повстанцев и задумался о реванше. Усмирив Германию, он с войском пришел под стены Рима и после нескольких попыток в тысяча восемьдесят четвертом году захватил его и осадил замок святого Ангела, где заперся со своими сторонниками Григорий VII. Роберт Гюискар, предводитель норманнов и хозяин юга Италии и Сицилии, давний союзник Рима, выступил на помощь осажденному папе. Когда Роберт явился на помощь с тридцатью тысячами норманнской и итальянской пехоты и шестью тысячами кавалерии, Генрих отступил без боя перед неистовыми потомками викингов в Северную Италию. Но это только ухудшило положение папы Григория. Роберт Гюискар, взбешенный тем, что римляне не смогли сами защитить понтифика, поступил с открывшим ворота Римом как с захваченным городом, вырезав население и продав римлян как рабов. Не выдержав того, что город, который он считал родным, погиб из-за него, Григорий VII уехал в Салерно, где спустя год и усоп.

Новый папа Виктор II правил недолго и отличался кротостью и смирением. Пришедший ему на смену Урбан II, выбранный в тысяча восемьдесят восьмом году, провозгласил верность идеям Григория VII и в союзе с сыном Роберта Гюискара Рожером Борса начал новый этап борьбы с императором Германии. На стороне Урбана выступила Северная Италия во главе с маркграфиней Тосканской Матильдой, вышедшей замуж за сына Вельфа Баварского, одного из главных врагов Генриха IV.

Перечислять графов, императоров и пап ученый, казалось, мог без конца, но археолога прервал Малышев.

– Это ты сейчас для кого все это сказал? – потирая лоб, спросил Костя. – У меня от этих маркграфов лоб распух. Чтоб это все запомнить, надо дня два историю зубрить…

Воспользовавшись паузой, задал вопрос кто-то из новгородцев:

– Так сейчас император воюет с итальянцами, так, что ли?

Ответил Микита Акуньевич:

– Не-а, он этим летом в Магдебурге с молодой женой своей будет. А в Италии сейчас сын его, Конрад, порядок наводит. А жена новая императорова-то ведь дочка Всеволода Старого, а значит, и сродственница князю нашему. Ее деткой еще, годков, значит, больше десятка назад, привезли в жены к маркграфу Штаденскому Генриху. Его Длинным называли за… Ну, неважно за что.

Дружина заржала, а Микита Акуньевич невозмутимо продолжил:

– Девочка подросла у монахинь, а как к возрасту подошла, замуж за маркграфа ее и выдали. Вот только недолго пробыла замужней. Годка два, может, потом овдовела – и обратно в монастырь. Да попалась на глаза императору, а наши ж девки, они… – Старый вояка приосанился. – О-го-го! Огонь! Ну и глянулась она ему, так что лет семь назад он ее и засватал… Да, точно, годков семь назад это было. Я тогда в земли швабские с торговыми гостями ходил.

Княжий гридень начал загибать пальцы:

– Было ей тогда семнадцать от роду, значит, сей год уж…

– Двадцать четыре, – подсказал Костя.

Новгородец расплылся в улыбке:

– И верно. – Его лицо помрачнело. – А вот деток им Бог не даровал.

Венедим хмыкнул:

– Я думал, старый ужо, Генрих-то, по молодкам бегать, а он от молодой жены не отходит. Видать, боится, что, пока по Италиям да Лотарингиям воевать будет, молодая жена ему украшения почище короны может приделать.

Дружина снова захохотала. Кто хлопал себя по колену, кто давился пивом.

Кто-то из гридней возразил:

– Да не. Генрих-то еще не старый. Годов под сорок, может, чуток побольше. Но в Любеке мне баба одна сказывала, что после Ганоссы, где император на коленках под снегом прощение у папы вымаливал, Генрих не очень по мужскому-то делу. Совсем слабоват.

Хохот мало-помалу стих. Микита Акуньевич, желая уйти от скользкой темы, задал появившемуся знатоку нейтральный вопрос:

– А я вот слыхал, Генрих все больше в Госларе живет, в Саксонию, где мы сейчас, носа не кажет. Твоя баба ничего по этому поводу не баяла?

Онисий Навкратович подсел к костру.

– Как прошел Генрих по землям и замкам саксонским в прошлом году, так и стоит на границе в Магдебурге, армию не распускает. Золота много с мятежников взял, да и молодая жена опять же ж. Пиры кутят, охоты да турниры. А где весело, там купцу можно с прибылью быть.

Понемногу посиделки из исторического кружка начали превращаться в нормальную мужскую попойку, чему немало способствовали местное пиво и подоспевшие колбаски.

Один из приказчиков начал рассказывать услышанную в кабаке историю о том, как один из местных монахов залез к молодке, да был застукан ее мужем.