Смерть Банни Манро - Ник Кейв

Где-то в далеких глубинах сознания Банни слышит, как африканский слон с триумфом выплескивает в счастливую супругу супергигантское ведро сладкого соуса. Окна выгибаются под напором урагана, и нижними басами доносятся до Банни инфразвуковые реверберации грома. Банни представляет себе — а может, даже и видит во сне — обнаженную Джорджию, она лежит у него на коленях лицом вниз, ее великолепные белые полушария подрагивают от его прикосновения, и кажется, будто апокалиптический рокот за окном и его похотливые мечты каким-то странным образом связаны между собой и в них есть нечто пророческое, потому что в глубине души Банни уверен как ни в чем другом, что его мобильный телефон вот-вот зазвонит, и в трубке он услышит голос Джорджии.

Банни открывает глаза, пытается нащупать на кровати мобильный, и в эту секунду тот начинает вибрировать, подпрыгивая на одеяле под суперсексуальный рингтон песни “Spinning Around” Кайли Миноуг, и Банни представляет себе золотые шортики Кайли, его член магическим образом немедленно оживает, твердеет и возбуждается, и Банни откидывает крышку телефона.

— Кто пришел ко мне с приветом рассказать, что солнце встало? — говорит он в трубку, зажимает между губами “Lambert & Butler”, прикуривает сигарету с помощью своего “зиппо” и улыбается сам себе, потому что прекрасно знает, кто это пришел к нему с приветом.

— Банни Манро? — раздается в трубке голос, мягкий, робкий и доносящийся будто откуда-то из другого мира. Банни свешивает ноги с кровати, садится, и комната плывет у него перед глазами.

— И кто же это мне звонит? — спрашивает он, но сам прекрасно знает кто.

— Это Джорджия, — говорит Джорджия. — Вы были у меня вчера. Банни затягивается и выдувает несколько колец из дыма — одно, второе, третье — последнее он протыкает указательным пальцем и произносит будто во сне:

— Джорджия с фиолетовыми глазами.

— Я не… То есть… Я не слишком поздно звоню? Банни опускает ноги в кожаные туфли.

— Вы даже представить себе не можете, что сейчас передают по каналу “Discovery”, — вдохновленно восклицает Банни.

— Ну да… Уже совсем ночь, я перезвоню завтра, — говорит Джорджия, и Банни кажется, что из трубки до него доносится тихое дыхание спящего ребенка и ужасное затянувшееся одиночество.

— Вы хотя бы примерно представляете себе, какого размера хрен у слона? — спрашивает Банни.

— Эм-м… Может, мне лучше…

— Он у него… О-о… Он у него просто слоновий! Банни вскакивает на ноги, комната закручивается спиралью и начинает медленно разматываться обратно. Банни тщетно пытается ухватиться за воздух и с криком “Бревно!” валится, как срубленное дерево, на пол между двух кроватей.

— Не надо было мне звонить, — говорит Джорджия, и Банни поднимается на четвереньки.

— Джорджия… — проговаривает он. — Джорджия. Вам не просто надо было звонить, а надо было позвонить еще давным-давно. Я лежу здесь и слетаю с катушек, думая о вас.

— Правда? Банни встает, прижимая трубку к уху, и смотрит на спящего сына. Его охватывает столько чувств одновременно, что он едва собирается с мыслями, чтобы взять с прикроватного столика ключи от машины.

— Разве вчера вы этого не почувствовали? — спрашивает Банни почти шепотом. — Притяжение… Искры — бац, бац, бац!

— Вы правда видели искры? — спрашивает Джорджия. Банни изображает злодейский побег из гостиничного номера, оставляет телевизор включенным и закрывает за собой дверь. Коридор по цвету и на ощупь напоминает китовую шкуру, и Банни перемещается по этой шкуре шагами одновременно комичными и наводящими ужас — и у него под ногами разматывается длинный ковер цвета горчицы.

— Ну конечно, видел! Э-лек-три-чество, детка! Бау, бац! Бац! — кричит он в трубку.

— Вообще-то вы мне очень понравились, — говорит она.

— Гром гремит, гроза грозится, но меня не испуга-аать! — поет Банни.

— Эм-м… Банни?

— Мамма миа! Мамма миа! Мамма миа, лэт ми гоу! — не унимается он.

— Банни, с вами все в порядке? Банни спускается по лестнице, по шагу на каждую ступеньку, но рискованным способом — задом наперед, после чего ленивцем повисает на перилах, выкидывает в воздух одну руку и поет безумным оперным голосом:

— Вельзевул припас его, черта для меня! Меня-а-а! Меня-а-а! Меня-а-а-а-а! Банни проходит через пустынное фойе отеля “Empress”, и всю дорогу его не покидает мысль: “Как странно. Где все?” Миновав пустую стойку регистрации, Банни говорит в трубку очень серьезным голосом:

— Джорджия, я должен вам кое-что сказать, потому что мне кажется, что между нами не должно быть всякой там хрени. Ну, знаете, вранья и всего такого…

Ответ Джорджии раздается откуда-то из иного мира, далекий и не вполне реальный.

— Эм-м… Хорошо, — говорит она.

— Потому что я уже сыт по горло всем этим дерьмом, понимаете?

— Понимаю. И что же вы хотите мне сказать?

— Я пьян. Банни заталкивает в рот еще один “ламберт-ибатлер”, прикуривает и спускается с порога отеля на набережную, где его встречает такой жестокий шторм, что Банни падает на землю. Пиджак вздымается на спине и накрывает его с головой.

— Черт подери! — орет Банни в трубку. — Джорджия, подождите минутку! Банни видит, будто в замедленной съемке, как огромная морская волна разбивается о стену набережной, а потом ее подхватывает ветер, гигантской простыней сюрреалистично переносит через дорогу и набрасывает прямо на Банни. Он отыскивает глазами “пунто” и на четвереньках ползет в его сторону. Соленые струи дождя стекают по его лицу, и Банни замечает, что на набережной нет ни одной машины и почти все фонари погашены. Заглушая ураган, раздается скрежет и гром металла, и трещина молнии открывает взгляду Банни остов Западной пристани. Ветер колотит в окна “пунто”, Банни с огромным усилием оттягивает дверь и, собравшись с духом, карабкается на сиденье. Он сидит в машине насквозь промокший и видит перед собой суперкривой кадр, сделанный субъективной камерой: лужа зеленой морской воды у него под ногами.

— Джорджия? — изумленно и будто во сне произносит он.

— Что там происходит, Банни? У вас все в порядке? Голос Джорджии не похож ни на один другой из всех, которые доводилось слышать Банни, и он даже начинает сомневаться, действительно ли он ее слышит.

— Секундочку, — говорит он. Он смотрит на себя в зеркало заднего вида и видит человека, который вполне мог бы быть им, но почему-то это все-таки не он. Он помнит себя другим. Черты лица, похоже, никак не связаны между собой, и вообще произошло какое-то общее оседание. Глаза ввалились в орбиты, и в щеках появилась развращенная вялость, а когда Банни пытается улыбнуться, он напоминает себе хитрый желтозубый “безендорфер” миссис Брукс. Кожу с лица содрало соленым ветром, а спираль челки свисает со лба использованным презервативом — но на самом деле это не презерватив, просто Банни выглядит не так, как обычно, и к тому же понятия не имеет, куда собрался ехать.