Снятие с креста - Пол Клеменс

Но, в принципе, он понимал, что беллетристика здесь ни при чем. Трупом больше, трупом меньше. А вот неприятностями он обзавелся по самое горло.

Но гонка не успела стартовать. Вкрадчиво ступая, в помещение вошел сержант Жулье и остановился на пороге. Он был собран, насторожен, неглупые глаза сузились в щелочку.

– Здесь что-то происходит?

Катрин застыла, словно ткнулась в прозрачную стену. Жалобно взмахнула руками, открыла рот.

– Вы были в дымоходе? – внимательно посмотрел на Анджея сержант.

– И там тоже, – вздохнул Анджей. – Простите, привести себя в порядок как-то не удосужился.

– Ты где был? – вскричала Катрин. – Господин Раковский повесил на нас новое убийство, и я одна должна выкручиваться? Что происходит? Где инспектор?

– Не знаю, – медленно сказал сержант. – По идее, он должен быть в информационном отделе, а я выходил за сигаретами… А что мы медлим? Мы уже никуда не торопимся?

Вырезать бы этот день из памяти. Поместье Бруа, поместье Гвадалон, испуганные лица обитателей, полиция, труп Николь Пуатье, никуда не пропавший и порядком окоченевший. Составление протоколов, опросы, опросы. Медэксперты ползали по подземному ходу, составляя, как пошутил сержант, «психологический портрет преступника». Выплыл из тумана инспектор Шовиньи, злой как крокодил и явно неровно дышащий к Анджею. Больная голова, отчуждение от печальных событий…

В итоге его погрузили в машину и отвезли в полицейское управление. Серая комната, стол, настольная лампа. В комнате было жарко, полицейские сняли пиджаки, сержант Дюссон стянула заколку, вытерла пот со лба. Он опять отметил, как изменения в волосяном покрове меняют лицо. Женщина неброской внешности преобразилась в привлекательную особу, не страдающую, впрочем, повышенным участием к задержанному.

– Это комната для допросов, месье, – возвестил инспектор. – Очень жаль, но теперь нам придется общаться в этом местечке пониженной комфортности. И лучше сразу оставить надежды…

– Мне кажется, я объяснил… – начал выпутываться Анджей. – По словам Антуана Кассара, у убийцы в Бруа имелся сообщник. Кто же это, если не Николь Пуатье? Служанка убивает старушку Антуанетту, поскольку ей показалось, что ночью у ограды старушка поведала много лишнего, но, увы, что-то не сказала – очень важное… и та решила от греха подальше взять грех на душу. На следующую ночь убийца пришел к сообщнику – читай, Николь Пуатье, между ними что-то произошло, а может, настало время устранять излишне информированных…

– Какой бред… – взмолилась Катрин, задрав глаза в потолок. – Месье, неужели вы не отдаете себе отчет, что это звучит сложно, надуманно, чудовищно, лживо? Почему вы постоянно держите нас за идиотов? Как вам не стыдно, месье?

– Ни угрызений, ни совести… – прошептал Шовиньи.

– А вот то, что практически каждая смерть происходит при вашем косвенном участии, остается фактом, – выложил безрадостную истину сержант.

– То есть, по-вашему, утверждение, что я убил пятерых, включая Мишель Одрэ – причем последнюю, не выезжая из Польши, – звучит несложно, логично и правдиво? – возмутился Анджей.

– Давайте по порядку, – процедил инспектор, сверля художника колючими глазами. – Расскажите заново, со всеми остановками, о событиях последней ночи. А мы постараемся внимательно вас выслушать и не распускать руки. Итак, месье?

Он собрался с духом и начал по второму разу. Когда он закончил, сержант Жулье и Катрин переглянулись.

– Потерпевшую ударили по затылку, – добавил Анджей. – Я находился перед ней, когда она шла навстречу. Я не мог этого сделать даже при сильном желании. В подземелье, если вы заметили, очень узкий проход. Ее ударили сзади.

– Это вы так говорите, – усмехнулся сержант. Он стоял у дальней стены, скрестив руки на груди, и внимательно следил за развитием событий. – Можно допустить, что никакого «сообщника» не было. Вы шли за Николь и благополучно тюкнули ее по затылку. Орудие убийства выбросили в море. Или зарыли под сосной.

– Честно говоря, я не сторонница взваливать на господина Раковского все эти жуткие преступления, – призналась Катрин. – Но должна признать, что ведет он себя подозрительно, концы с концами не сводит и имел прекрасную возможность избавиться от служанки. Правда, ума не приложу, зачем это ему надо.

– Отсутствие мотива – еще не повод не совершать преступление, – глубокомысленно изрек сержант.

«Прекрасная фраза, – подумал Анджей. – Она должна стоять эпиграфом во всех пособиях по криминалистике».

– Инспектор, я могу наконец быть свободен? – раздраженно спросил Анджей. – Хорошо, я веду себя подозрительно, не свожу концы с концами, имел прекрасную возможность избавить этот городок от излишков населения и вряд ли остановлюсь на достигнутом. Но вы же трое прекрасно понимаете, что я этого НЕ ДЕЛАЛ. Может, хватит заниматься глупостями, а обратим энергию на поиски реального преступника?

Катрин и сержант вновь обменялись недоуменными взглядами. А инспектор произвел кролика из рукава. Не спуская глаз с подозреваемого (как будто тот мог сбежать), он повернулся к пиджаку, висящему на спинке стула, и извлек несколько фотографий.

– Рад бы потворствовать вашему мнению, месье, но реальность вынуждает усугубить ваше положение. Вы узнаете себя на этих снимках?

Катрин вытянула шею. Сержант оторвался от стены, подошел, выражая любопытство. Анджей угрюмо уставился на фотографии. Он сам, собственной персоной. Отходит от машины, направляясь к решетчатой ограде. Поднимается на крыльцо. Протягивает руку к двери. Открывает. Последний снимок – из укромного местечка где-то в переулке: на лице страх, он лезет из окна, чтобы прыгнуть на яблоню…

От полицейских не могло укрыться, как смертельно побледнел «подозреваемый», холодный пот хлынул со лба.

– Узнали, – удовлетворенно кивнул Шовиньи.

– А что это? – сглотнула Катрин.

– А вы неплохой спортсмен, месье, – хмыкнул сержант. – Как много мы о вас, оказывается, не знаем.

– Фотограф пожелал остаться неизвестным, – с расстановкой сообщил инспектор. – Фотографии пришли на адрес управления еще вчера, с пометкой, отпечатанной на компьютере, что сделаны в Шартарене. Почтовая служба не придумала ничего другого, как отдать их в аналитический отдел. Но там быстро разобрались и попросили меня зайти. Что мы имеем, месье? На снимках стоит дата и точное время, когда вас сняли. Были сопоставлены некоторые факты, просмотрены сводки по Шартарену за позавчерашний день. В собственном доме убиты бывший архивариус Музея изобразительных искусств Симон Ле Пьен и его племянница. Ориентировочное время смерти совпадает со временем на снимках. Прибывшая по вызову анонимного источника полиция, кроме трупов, никого не нашла. Да, месье, вы говорили, что были в тот день в Шартарене, но как-то позабыли упомянуть, что заходили к господину Ле Пьену. Это неспроста?

Его помощники озадаченно молчали.

– Неужели не понятно? – прохрипел Анджей. – Раз меня снимал анонимный фотограф, значит, сознательно подставлял. Особенно последний снимок – ему ведь пришлось сменить позицию. Не забывайте, что после этого события кто-то на джипе пытался сбросить меня с дороги…