Факел смерти - Марк Салливан

— Выродки все порушили, Найт, — горько сказал Лансер, подойдя к Найту. Он тоже носил микронаушник передатчика, настроенного на частоту радиообмена службы безопасности. — Независимо от рекордов Олимпиада-2012 навсегда останется замаранной…

Зрители повскакали с мест и разразились неистовыми восторженными криками и рукоплесканиями: на дорожку выходили участники финала стометровки. Боулт, действующий олимпийский чемпион, вышел первым и начал делать короткие забеги, которые сразу обрывал. Он крутил «мельницу», и его руки мелькали, как лопасти винта.

Мидахо вышел на дорожку последним, вяло, почти сонно пробежался, немного присел и запрыгал по дорожке, как кенгуру, да с такой скоростью, что многие ахнули. Найт поразился — неужели это возможно? Так кто-нибудь делал раньше?

— Мидахо — игра природы, — покачал головой Лансер. — Не человек, а фантастика.

Олимпийский огонь на вершине «Орбит» горел ровно, не отклоняясь и не колеблясь, и флаги под крышей стадиона висели неподвижно. Ветер совершенно стих — идеальные условия для спринта.

В радионаушнике слышались переговоры Джека Моргана с постами охраны и Лансером, который перешел на другую точку. Найт огляделся. Над стадионом залегли снайперы САС.[3]В небе стрекотал вертолет — эти птицы войны кружили над Олимпийским парком весь день. Посты вооруженной охраны у беговой дорожки были удвоены.

Ничего здесь сегодня не случится, подумал он. Напасть решится только самоубийца.

Спринтеры подошли к стартовым колодкам, оснащенным ультрасовременным автоматическим таймингом системы ФАТ. Пластины колодок снабжены чувствительными к давлению компьютерными датчиками, регистрирующими любой фальстарт, а на финише перекрещивающиеся лазерные лучи улавливают разницу в тысячную долю секунды.

Зрители стояли, вытягивая шеи, чтобы лучше видеть, когда спринтеров пригласят на старт. Боулту досталась третья дорожка, Мидахо — пятая. Ямаец взглянул на камерунца, который покачивался на своих колодках. Прижавшись подошвами бутс к датчикам давления, спортсмены оперлись кончиками пальцев на дорожку и опустили головы.

Десять секунд, подумал Найт. Парни всю жизнь готовились к этим десяти секундам. Трудно даже вообразить, какое напряжение, ожидания, воля и мучения связаны с олимпийским золотом.

— Внимание, — сказал судья, и спортсмены приподнялись, немного разогнув колени.

Треснул выстрел стартового пистолета, трибуны взревели, и Мидахо и Боулт рванулись с места, как две пантеры за добычей. Первые двадцать метров вел ямаец, который быстрее махал своими длинными ногами и руками, но следующие сорок метров бывший мальчишка-солдат бежал так, словно у него над головой свистели пули.

На восьмидесяти метрах Мидахо нагнал Боулта, но не смог обойти ямайца.

А Боулту не удалось оторваться от камерунца.

Вдвоем они, как тени, промелькнули по дорожкам, творя историю на глазах у зрителей, и, наклонившись, одновременно пересекли финишную черту с результатом 9,38 секунды — на две десятых лучше, чем легендарный пекинский рекорд Боулта.

Новый олимпийский рекорд!

Новый мировой рекорд!

Стадион сотрясался от оглушительного восторженного рева.

Но кто победил?

Вверху на больших экранах неофициальные результаты ставили Боулта на первое место, а Мидахо на второе, однако время было идентичным. В бинокль Найт видел, как оба спринтера хватают ртом воздух, упершись руками в бедра и не глядя друг на друга. На экранах показывали замедленный повтор забега, а судьи проверяли данные лазерных датчиков на финише.

Комментатор говорил, что на Олимпиадах случаются равные результаты — например, в гимнастике или на Играх 2000 года в Сиднее, когда два американских пловца показали одинаковое время, но история современного спринта не знает подобного случая. Фотофиниш фиксирует время до тысячных долей секунды.

Найт смотрел, как судьи собрались на дорожке, самый высокий покачал головой, и через секунду на экране появились официальные результаты: Боулт и Мидахо показали абсолютно равное время, девять целых триста восемьдесят две тысячных секунды.

— Я отклоняю предложение провести новый забег, — объявил главный судья. — Мы стали свидетелями величайшего забега всех времен и народов. Время зафиксировано. Оба спортсмена установили мировой рекорд, разделив первое место.

Трибуны возликовали. Найт видел, как Боулт посмотрел на табло и, раздувая ноздри, с недоверием уставился на судей. Но затем выражение лица ямайского спринтера смягчилось, и на лице появилась широкая улыбка. Он подбежал к улыбавшемуся Мидахо. Они перебросились парой слов, подняли крепко сцепленные руки и побежали мимо восторженных болельщиков, держа флаги Ямайки и Камеруна.

Спринтеры вместе совершили длинный круг почета, обежав стадион. Казалось, над трибунами пронеслась короткая летняя гроза, очистив атмосферу от гнуси. Зловещая тень Кроноса и Фурий, падавшая на Олимпиаду уже не казалась неотвратимой угрозой, как несколько минут назад.

Спринтеры бежали рядом, демонстрируя великое спортивное братство, заявляя всему миру, что современные Игры остаются силой, с которой нельзя не считаться, силой добра и всеобщего гуманизма перед лицом бесчеловечных преступлений.

Это сказал Боулт, когда они с Мидахо отвечали у финишной черты на вопросы репортеров. Найт смотрел интервью на больших экранах.

— Увидев равное время, я глазам своим не поверил, — признался ямаец. — В первую секунду разозлился. Я побил свой рекорд, но обогнал не всех, как в Пекине. С другой стороны, после всего, что случилось на этих Играх, равный результат — это классно, это хорошо для спринта, для спорта и для Олимпиады.

Мидахо не отстал, добавив:

— Для меня огромная честь выйти на беговую дорожку с самим великим Усеном Боултом. Я горд и счастлив, что мое имя теперь звучит вместе с его именем.

Какой-то репортер спросил, кто победит на финале 200-метровки в среду. Ни ямайцу, ни камерунцу переводчик не понадобился. Оба постучали себя в грудь и сказали:

— Я.

После чего оба рассмеялись и хлопнули друг друга по спине.

Найт с облегчением выдохнул, когда оба спринтера ушли со стадиона. По крайней мере их Кронос не тронул.

Пока шла подготовка к полуфиналу на тысячу пятьсот метров и стипль-чезу на три тысячи, Найт думал о матери. Аманда обещала не ожесточаться и не уходить с головой в работу, как после смерти его отца, но последние разговоры с Гэри Боссом свидетельствовали о том, что именно это и происходит. Она не отвечала на звонки сына. Она вообще не отвечала на звонки — даже тем, кто хотел помочь в создании мемориала Дентона Маршалла. Гэри сказал, что Аманда с утра до поздней ночи сидит за рабочим столом, придумывая новые фасоны. Готовы уже сотни новых дизайнов.