Обмани меня нежно - Наталья Андреева

– Это верно, – вновь кивнул усатый опер. – Ходок. Был, – добавил он.

– Да, жаль, – отец вздохнул. – Все-таки человек.

На сем и разошлись. Удивил Катю на самом деле Костик. Вот уж от кого она не ожидала помощи. Но младший брат на все вопросы ответил дельно и даже подтвердил, что видел из окна своей комнаты, как Северный садился в машину. И при нем была картина.

– А вы что, его знали? – спросил усатый.

– Кто ж его не знал? – пожал плечами Костик. – Он тоже любил теннис.

– Что значит, тоже? – вцепился в него опер.

– Тоже, значит тоже, – рассмеялся Костик. Когда он смеялся, у всех остальных рты сами собой растягивались в улыбке. – Наша тренерша тоже на него запала.

– Ваша?

– Нички. Моей племянницы, – пояснил Костик. – А наша я сказал потому, что с ней тренировался. Но на другом корте. Постель называется.

– То есть вы и Северный спали с одной женщиной?

– Вы меня оскорбляете. А его тем более. Не с одной, а с многими женщинами он спал. Теннис же это хобби.

– Поясните, – засопел усатый.

– А чего тут пояснять? Трахнул он ее между делом. В перерывах между сетами. Напряжение снял. Ну и я не удержался.

– Тоже напряжение сняли?

– Ага. Очень уж она, бедняжка, уставала, бегая по корту, – насмешливо сказал Костик.

Катя была благодарна брату за фривольный тон и за поддержку. Усатый, в котором взыграла мужская ревность, разом потерял бдительность. Мир, в котором богатые крутые парни в перерывах между загадочными сетами снимают напряжение, заваливая в койку все, что движется, с ракеткой и без, был старшему оперуполномоченному настолько же чужд, насколько вызывал восхищение. Вот это жизнь! А тут от забора до заката, и никто тебе не снимет напряжение, разве что по принуждению. Но он, женатый человек, без пяти минут дед, этим не балуется. И радости секса, честно признаться, давно уже позабыл. Случалось иногда, после долгих сборов, большей частью чтобы проверить, как там еще, в смысле мужского здоровья? И случалось, надо признать, с трудом.

– Давай-ка, отец, ляжем на бочок, и бай-бай, – все чаще говорила жена. – Чтобы и мне не больно, и тебе не стыдно.

Поэтому допрос белозубого красавчика Костика усатый быстро свернул. За маму же Катя была абсолютно спокойна. Мама ничего не знала, она и поставила последний бравурный аккорд в этой блестяще разыгранной пьесе. Они ничего не нашли. И ничего не доказали. Дело, скорее всего, закроют. Или найдут «грабителей».

Катя сделала все, чтобы угроза для ее семьи миновала. Но она даже не представляла, насколько все серьезно.

* * *

– Семенова, похоже, попалась.

Громов уже это знал. Ему доложили. Теперь он ждал подробностей.

– Ее подозревают в убийстве. Мы пока не стали говорить операм из убойного отдела, которые работают по месту происшествия, что галеристка Семенова давно у нас под колпаком. Но она, похоже, влипла.

– Доказательства есть? – сухо спросил Валерий.

Докладчик слегка замялся.

– Дело в том, что в тот вечер за ней не следили...

– Как так: не следили? – взорвался Громов.

– Не сочли нужным. Телефон на прослушке, чего зря людей напрягать? Довели ее до ворот дома и оставили с миром. Ехать она никуда не собиралась. Ждала любовника.

– Любовника?

– Они с Северным давно друг другу глазки строили. Ну, решила баба с красивым мужиком переспать, что нам, свечку им держать?

– А получилось, что в этот вечер она убила человека, и у нас нет никаких доказательств, – ядовито сказал Громов. – Или есть? Она это по телефону обсуждала?

– Нет. Не обсуждала, – с горечью признался докладчик.

– Тогда какого черта...

– Валерий Сергеевич, ей не отвертеться. Северный въехал в ее дом живым, а выехал оттуда мертвым. Точнее, его вывезли. Семенова или ее сообщники. Выстрела, правда, никто не слышал. Стены в доме толстые.

– Тогда какого черта... – повторил он.

– Есть одно обстоятельство, про которое опера, ведущие дело Северного, пока не знают.

– А именно?

– Они родились в одном городе.

– Кто?

– Северный и Семенова.

– Старые знакомые? – приободрился Громов.

– Возможно.

– Узнайте, что у нее за мотив. И тогда она наша.

– Есть!

Итак, Семенова замешана в убийстве. За что она его, интересно? В любви отказал, что ли? Но теперь ей уже никуда не деться. Теперь ее есть чем прижать...

Это была третья картина Васильева, вынесенная им из музея. Зоя замкнулась в себе, но работу по-прежнему делала на отлично. Ее талант расцветал, он сразу обратил внимание на необычную картину, словно покрытую трещинами: небо затянутое тучами, солнце с булавочную головку, голые ветки деревьев... Пронзительный, полный затаенный тоски пейзаж. Он так и не успел ее похвалить, полотно исчезло.

– Куда? – спросил он у Зои.

– Я ее продала.

– Она дорого стоит.

– Я дорого и продала, – усмехнулась Зоя. И рявкнула: – Забирай своего «Васильева» и катись!

– Откуда столько злости?

– Довел ты меня до ручки, Жорка. Видеть тебя не могу, слышать не хочу, терпеть ненавижу!

– Тогда выходи за меня замуж, – неожиданно сказал он.

– Что? – Зоя хрипло рассмеялась. – Хочешь сделать воровство семейным бизнесом?

– Я просто устал. И больше всего устал от одиночества. Лучше тебя я все равно никого не найду. Тебе хоть врать не надо.

Зоя посмотрела на него грустно.

– Я тебе не пара, – сказала она. – Во-первых, я старше.

– Это не аргумент. Разница в возрасте небольшая.

– Во-вторых... – Она насупилась. – Хорошо же мы будем вместе смотреться! Толстая старая тетка с папиросой в зубах и красавчик в белом костюме.

– Я больше не буду носить белые костюмы, – улыбнулся он. – Куплю на рынке поддельный «Адидас», отращу пузо и отпущу бороду. Буду выглядеть даже старше, чем ты. Как тебе такая гармония?

– Я тебя такого не хочу, – сердито сказала Зоя. – И вообще, уйди, не мешай работать.

Он ушел. С тех пор прошла неделя. И вот он получил от «дядюшки» чемодан с новой порцией денег, на этот раз встреча произошла на вокзале. «Дядюшка» присел рядом, кивнул на чемодан и через минуту встал и засеменил к выходу, прижимая к груди потрепанный портфель. Все шло как по маслу, Голицыну даже стало тревожно. Уж очень все хорошо складывается. Так не бывает.