1000 год. Когда началась глобализация - Валери Хансен

Но когда некий португальский корабль в 1434 году обогнул мыс Бохадор (Буждур в современной Мавритании[66]) и вернулся целым и невредимым, принц Генрих понял, что «огненный» тропический пояс – вымысел. Корабли устремились на юг за африканскими рабами. В 1444 году принц устроил в Лиссабоне пышную церемонию, чтобы показать местным жителям пленных африканцев, а португальские корабли продолжили плавать вдоль побережья Западной Африки, причем рабов нередко меняли на лошадей. За свою жизнь принц Генрих (он умер в 1460 году) обеспечил доставку в Португалию от 15 000 до 20 000 рабов из Африки.

Португальцы быстро отыскали золотые копи Западной Африки. Торговля золотом вступила в новую фазу в 1482 году, когда португальцы основали торговую факторию Эль-Мина («Копь») на западе современной Ганы, где тогда находился крупный центр золотодобычи. В начале 1500-х годов португальцы ежегодно вывозили из Африки около 1500 фунтов (700 кг) золота. Годовой объем добычи в самой Европе тех лет составлял около четырех тонн (3,6 метрических тонн), а в Португалии золотых приисков вообще не было. Все золото Европы могло уместиться в ящик со сторонами чуть более двух ярдов (2 м) каждая; это означало, что золото как товар было чрезвычайно подвержено колебаниям цен.

Португальский торговец Жуан Родригеш сумел разгадать тайну и установить, кто фактически контролирует торговлю золотом в Африке. Обосновавшись на побережье, между прибрежным городом Аргуин и рекой Сенегал в 1493–1495 годах, Родригеш стал внимательно изучать местные правила торговли золотом. Он определил, какие города участвуют в караванной торговле, выяснил, что соль везут на юг через Сахару в Тимбукту, воочию наблюдал, как лодки с товарами из Северной Африки две недели поднимаются из Тимбукту вверх по течению реки к Дженне, где их поджидают купцы, располагающие золотом. «Эти странствующие [торговцы] относятся к людям, называемым «унгаруш»; они суть красные или коричневатые [цветом]. К сказанным россыпям допускают лишь людей из этой группы, исключая прочих, так как этих людей считают весьма достойными доверия. Никто другой – ни белый, ни черный – не допускается к ним». Народ унгаруш (или вангара) был известен уже несколько столетий, а групповая идентичность вангара лишь укреплялась. К концу пятнадцатого века этот народ сформировал своего рода торговую касту, представителей которой и привелось увидеть Родригешу.

Опознание этих вангара позволило покончить с мифом о скрытой торговле. «Сообщают, будто купцы, которые привозят соль, не видят других, а лишь кладут свою долю [товара], черные же [затем] кладут золото. Но дело обстоит не так». Родригеш сообразил, что скрытая торговля – просто маскировка, продиктованная стремлением сохранить монополию вангара.

Еще португалец отметил важную роль рабов в торговле золотом: «Когда эти унгаруш прибывают в Жини (Дженне), каждый купец приводит с собою 100 или 200 рабов-черных или [даже] более, дабы доставить соль на головах их от Жини до золотых россыпей, а оттуда перевезти в Жини золото. Эти рабы носят [грузы] только на голове, отчего голова делается лысой и плешивой». Вангара богатели на страданиях рабов: некоторые купцы продавали до 10 000 унций золота в год.

С 1450 по 1500 год общее количество африканских рабов, вывезенных из Африки в Португалию, составило до 80 000 человек; с 1500 по 1600 год их численность выросла до 337 000 человек. До 1600 года работорговля через пустыню Сахара, Красное море и Индийский океан велась активнее, чем через Атлантику. После 1600 года атлантическая работорговля изменила эту схему, вытеснив местных купцов в Северную Африку и на Ближний Восток.

Как отмечал Родригеш, к тому времени, когда португальцы стали осваивать побережье Западной Африки, комплексная система торговых маршрутов уже охватывала всю Африку и соединяла север и восток материка с внешним миром. Золото и асбестовые платки перемещались через Гибралтарский пролив в Испанию; слоновая кость и золото попадали в Италию; слоновую же кость и рабов везли по восточноафриканскому побережью до Омана, Басры и прочих центров исламского мира. Торговые маршруты, кроме того, насыщали товарами Западную Африку – речь прежде всего о бусах и тканях из Средиземноморья и с побережий Индийского океана. Основная же нагрузка выпадала на караваны «торгового треугольника», доставлявшие бусы и ткани на юг через Сахару, забиравшие по пути соль и возвращавшиеся в средиземноморские порты с рабами и золотом.

Наличие этой комплексной сети коммерческих маршрутов заставляет взглянуть на плавания португальцев вдоль западного побережья Африки по-новому. Европейцы вовсе не открыли преимущества торговли тем царям и купцам, которых они встречали в местных портах. Им приходилось прилагать немалые усилия к тому, чтобы потеснить африканских посредников – столь необходимых, но и столь раздражающих, как тогда, так и сейчас; эти посредники были важнейшим звеном прибыльной торговли рабами и золотом. А покупатели, при всей многочисленности африканских рабов, жаждали также рабов из Центральной Азии; в следующей главе мы объясним, чем это было вызвано.

В мире 1000 года Центральная Азия обладала единственным ценным ресурсом – конными воинами, более опытными, чем любые другие в Европе или Азии. Когда всадники атаковали строем, ливень стрел, выпущенных ими из луков, оказывался поистине смертоносным – в какой-то степени это были предшественницы современных низколетящих вертолетов, буквально сметающих вражескую пехоту пулеметным огнем. Лишь после 1500 года огнестрельное оружие (пушки и прочее) превратилось в действенную силу против кочевников.

Амбициозные правители прибегали к различным способам, пытаясь обратить мощь этих свирепых воинов себе на пользу. Тот, кто рвался к власти, мог собрать войско из своих соплеменников и пообещать тем долю добычи. Еще он мог нанимать воинов в других племенах и создавать тем самым конфедерации нескольких племен. Или же мог собрать войско, полностью укомплектованное воинами-рабами. Цели казались очевидными – соседние сельскохозяйственные общества, среди которых сильнее всего манили Индия и Китай. Впрочем, наиболее успешные властелины вообще избегали нападений; они получали регулярный доход от «покровительства» местным царькам.

Конные воины преодолевали расстояния по суше намного быстрее, чем это позволял сделать любой транспорт того времени. Курьеры порой ухитрялись преодолеть до 300 миль (почти 500 км) за сутки, тогда как солдаты в ходе скоротечных военных кампаний продвигались в среднем на 60 миль (100 км) за день. Правда, из-за логистических трудностей, возникающих при передвижении тысяч людей, даже верхом на лошадях, обычно многочисленные войска шли медленнее – азиатский темп составлял около 15 миль (24 км) в сутки, что вполне сопоставимо с темпами передвижения войск в других частях света.

Обширная равнинная местность, простиравшаяся от Венгрии до северных рубежей Китая, служила этаким естественным прогоном длиной более четырех тысяч миль (7000 км). Когда лошадей требовалось покормить, войско останавливалось посреди степи, а затем направлялось дальше. Та же местность позднее сделалась хартлендом грядущей монгольской империи, которая после 1200 года завоевала и объединила все прежде существовавшие державы Центральной и Восточной Азии.