И снова Оливия - Элизабет Страут

Разумеется, таковой она и была. В Гарварде все были карьеристами. Но лишь после того, как встал вопрос о ее бессрочном контракте и Джек проголосовал против, как и все в университетской комиссии, – а кроме того, лично он никогда не считал ее действительно сильным ученым, – лишь после этого она подала на него в суд, обвинив в сексуальных домогательствах. Вызвав его к себе в кабинет, Шрёдер сказал, что у нее имеются записи полночных пьяных звонков Джека – он названивал ей весь год, последний, что они провели вместе, чувствуя охлаждение с ее стороны, – и его электронные письма.

– Возьми-ка творческий отпуск, – посоветовал Шрёдер, – пока мы не утрясем это дельце.

Творческий отпуск.

И больше Шрёдер с ним не встречался и не разговаривал. Тремя годами позже Илейн Крофт покинула университет с тремя сотнями тысяч долларов отступных. К тому времени Джек уже уволился, и они с Бетси переехали в Кросби, штат Мэн.

Джек и сам был карьеристом. Но задолго до того, как познакомился с Илейн. Когда он с ней встретился, его уже тошнило от факультета и преподавания, но она была молода, стремилась добиться своего и добилась.

Но только не в Гарварде.

Не стоило ему упоминать колледж Смит сегодняшним вечером. Тем самым он выдал себя, выдал, что гуглил Илейн – лет пять назад – и узнал, что ее взяли в штат колледжа Смит, и Джек подумал: «Высший пилотаж».

* * *

Джек нажал на брелок, открывая машину, фары мигнули, прозвучал сигнал; приблизившись к машине, Джек обнаружил в свете уличного фонаря на водительской дверце длиннющую царапину – кто-то провел по металлу ключом, скорее всего.

– Это надо же! – воскликнул Джек. – С ума сойти.

Оливия тоже разглядывала царапину.

– Но кто мог такое сделать? – спросила она и направилась к дверце с пассажирской стороны.

– Я скажу тебе кто, – разозлился Джек. – Какой-нибудь юнец, которому не понравился наш новенький «субару». Гореть ему в аду. – Усевшись в автомобиль, он добавил: – Черт знает что.

– Конечно, надо быть совсем балбесом, чтобы корябать чужой автомобиль, – сказала Оливия, пристегивая ремень. – Но это всего лишь машина.

И это еще больше разозлило Джека.

– Другой машины я уже не куплю, – озвучил он мысль, посетившую его, когда он расплачивался за «субару».

Он резко затормозил перед светофором, а затем столь же внезапно рванул с места, Оливию слегка отбросило назад.

– Ой-ой-ой, – шутливо попеняла она мужу.

Но когда они выехали из города и помчались по автостраде, Оливия не раскрывала рта. Джек тоже молчал, он все еще падал с велосипеда. Проезжая вдоль реки и не видя ничего, кроме белой линии на дороге, Джек пытался вразумить себя: Оливия – его жена, в конце концов, и сегодня им было очень хорошо вместе, пока на сцене не появилась Илейн. Но он уже не помнил, что такого хорошего было в их семейной поездке, сейчас он чувствовал себя куда как плохо.

И день, что они провели вместе, съежился и пропал, словно его и не было.

* * *

В молчании и сумраке Джек ощущал присутствие Оливии – его жены, – и это давило на него. В горле запершило, и, приоткрыв рот, он рыгнул протяжно, громко.

– Боже правый, Джек, – сказала Оливия, – мог бы выйти из машины.

Джек упорно смотрел прямо перед собой на черную дорогу и мерцающую белую линию посередине.

– По-моему, «Горючему» не случайно дали такое название, – заметила Оливия. – Но можно было бы и покороче – «Газ».

– Я же не пернул, – огрызнулся Джек и тут же понял, что взбесил ее этим словом – непреднамеренно, впрочем.

Оливия молчала.

На въезде в тоскливый Беллфилд-Корнерс она негромко сказала:

– Я знаю, кто она, Джек.

Он покосился на нее. В тусклом освещении виден был только ее профиль. Оливия смотрела прямо перед собой.

– И кто же она? – сухо спросил Джек.

– Женщина, из-за которой тебя уволили из Гарварда.

– Меня никто не увольнял, – возразил Джек и рассвирепел окончательно.

– Из-за нее, – повторила Оливия ровным тоном. И вдруг повернулась к нему, теперь голос ее явственно дрожал: – Я должна кое-что сказать тебе, Джек. Единственное, что меня расстраивает при мысли о ней, так это твои предпочтения по части женщин. По-моему, она противная и мерзкая. – Джек не ответил, и Оливия продолжила: – По крайней мере, та глупенькая девчушка Тибодо, в которую влюбился Генри в незапамятные времена, была пусть бестолковой, но порядочной. С добрыми намерениями. А тот парень, Джим О’Кейси, с которым я едва не изменила мужу сотню лет назад, был чудесным человеком.

Мимо промелькнула реклама «Общества взаимного кредитования», во всем городе было темно, за исключением автозаправки, и казалось, что она вынырнула из-под земли.

– О, прекрати, – сказал Джек. – Ради бога, Оливия. Женатый мужчина с шестью детьми предлагает своей коллеге-учительнице бросить мужа и сбежать с ним неведомо куда, а потом в стельку напивается и врезается в дерево, и это, по-твоему, чудесный человек? Не мели ерунды, Оливия.

– Ты ничего не знаешь, – ответила Оливия. – Понятия не имеешь, о чем говоришь, и я была бы тебе признательна, если бы ты оставил свои дурацкие соображения при себе. Он был чудесным человеком, а от этой твоей выскочки просто жуть берет. Кошмарная женщина, с которой ты укладывался в постель на протяжении стольких лет.

– Хватит, Оливия.

– Нет, я еще не закончила. Она ничего из себя не представляет. И она – дрянь.

– Оливия, прошу тебя, перестань. Ладно, она дрянь. Кому какое дело?

– Мне, – сказала Оливия, – потому что это многое говорит о тебе. Если тебя привлекают дряни, это кое-что значит.

– С тех пор прошло много лет, Оливия.

Джек подбавил газу, скорей бы приехать домой, но до Кросби было еще далеко. На повороте он и не подумал притормозить.

– Что до моего почти любовника, он был чудесным человеком. Ты его не видел и не знал. Но он был чудесным, а ты убеждаешь меня в обратном, и это отвратительно с твоей стороны. Но теперь я понимаю, почему ты его порочишь. Причина в этой женщине, к которой ты был так привязан. – Оливия помолчала. – Это тошнотворно.

Он едва не наорал на нее. Едва не крикнул: «Заткнись, хватит!» Он был близок к этому как никогда, и ему даже казалось, что он все же разорался, но нет. И Оливия более не произнесла ни слова. Когда они наконец добрались до дому, она вышла из машины, хлопнув дверцей.

– Наслаждайся своим виски, – бросила Оливия, поднимаясь по лестнице в их спальню. Он с ненавистью смотрел ей вслед.

* * *

Виски Джек пил торопливо, его подстегивал страх. А напугала его мысль о том, что он годами, десятилетиями жил, не понимая, кто он и что делает. Джек сидел в кресле, его била дрожь, и он все никак не мог подобрать слова, чтобы объяснить – самому себе, – что же ему открылось. А открылось ему то, что он прожил свою жизнь, ничего в ней не смысля. Не жизнь, а белое пятно… которое он в упор не замечал. И следовательно, не сознавал – абсолютно, – как его воспринимают другие люди. И поэтому понятия не имел, как воспринимать себя.