Маркитант Его Величества - Виталий Гладкий

И конечно же Алексашка был потрясён. Он немного знал о завоевании Нового Света и о пиратах европейских стран, которые творили в южных морях разные бесчинства. Но эти слухи поморов особо не касалось — тут бы избавиться от своих разбойников, промышлявших в северных морях, — и Алексашка с лёгкой душой поддался на мрачное обаяние гишпанца. А оказывается, он кровожадный пират: и не простой, а капитан пиратов! Алексашка не знал, как после всего этого вести себя с Федерико, а тот угрюмо отмалчивался и даже не делал вид, что находится в услужении у Ильина-младшего.

Впрочем, его услуги и не требовались. Вдова, приветливая женщина лет пятидесяти, была очень благодарна иноземцам за щедрую квартирную плату. Она взяла на себя обязанность следить за одеждой и обувью Алексашки и стряпала обеды, закупая продукты на деньги жильцов. При этом и сама кормилась с общего стола. Рынок, где она отоваривалась, находился неподалёку от одной из главных достопримечательностей Амстердама — башни Монтелбансторен, возвышавшейся на набережной канала Аудесханс. Она была с часами. Однако установленные на ней часы часто звонили невпопад и показывали неверное время. Поэтому в народе башню прозвали «Глупый Якоб».

В связи с событиями в «Старой бочке» Ильин-младший продолжал свои экскурсии по Амстердаму в гордом одиночестве. Он просто не имел права бездарно промотать отпущенное ему свободное время. Алексашка намеревался обстоятельно вникнуть в образ жизни голландцев. Все эти сведения — Алексашка был абсолютно уверен в этом — обязательно пригодятся ему в будущем.

Так он узнал, что голландцы почти безраздельно хозяйничали на берегах Южной и Юго-Восточной Азии, а Индийский океан вообще считался их «внутренним морем». Но особенно его заинтересовала амстердамская биржа. Её внушительное здание было расположено на центральной площади города напротив Банка и здания Ост-Индской компании.

На бирже торговали всеми товарами, которые только существуют в подлунном мире. Хлеб, рыба, сукна, шёлк, краски, пряности, табак и масса других колониальных товаров каждый день присутствовали на торгах, которые поначалу показались Алексашке сборищем сумасшедших. В биржевом помещении, представлявшем собой площадь-двор, орали, перебивая друг друга, толкались и едва не дрались, когда на торгах появлялся наиболее ходовой Святого Иоанна и Святой Урсулы, а также часовня Чуда Господня.

Оказалось, что монастырский дворик был излюбленным местом молодых пар, которые должны были пожениться. Они приходили сюда, рассаживались по скамейкам в тени кустов и деревьев, и тихо-тихо ворковали друг с дружкой — точно как голуби на фронтоне часовни. Влюблённые не обращали никакого внимания на Алексашку, и он чувствовал себя в монастырской тиши как дома.

Особо удивило Ильина-младшего то, что в Амстердаме почти все дома, как правило, исполняли роль склада, жилого помещения и магазина. На цокольном этаже располагался магазин, на втором и третьем — жилые помещения, а на чердаке — склады. Некоторые дома были построены со ступенчатыми фронтонами, а у других фронтон был изогнутый и напоминал своей формой горлышко винной бутылки. Они были облагорожены лепными украшениями и изображениями колоколов, грифонов, дельфинов, рыб, кораблей. Стены многих из них облицевали очень красивой керамической плиткой, которую делали приезжие итальянские мастера из Делфта.

Номера на зданиях отсутствовали, и жители Амстердама вешали на фасады так называемые «гевелстены» — фронтонные плитки, выполненные из камня, на которые наносился рисунок, рассказывающий о фамилии владельца дома, его профессии и семье. Гевелстены являлись своего рода именем дома, по которому можно было его найти. Некоторые хозяева домов размещали их не на фасаде, а ниже — у двери. Вдова, у которой Алексашка и Федерико снимали жильё, в память о покойном муже заказала на свой дом гевелстен в виде корабля среди бушующего моря.

Эти картины были написаны очень хорошими художниками. Это Алексашка определил сразу, хотя к искусству не имел никакого отношения. Да и не было картин в доме купцов-поморов, разве что образа иконостаса. Но это совсем другое дело.

Оказалось, что профессия живописца была в Голландии одной из самых популярных, потому что спрос на картины был очень высок. Художники рисовали картины главным образом для продажи на рынке, их покупали не только состоятельные бюргеры, но и не бедные крестьяне. Художников было много, картин ещё больше, однако стоили они немалых денег, и приносили живописцам солидные барыши.

В доме вдовы картинами были увешаны все стены. Они не поражали большими размерами, зато изображённые на них животные, птицы, рыбы, цветы, домашний очаг и разные вещи, в том числе и кухонные принадлежности, казались настоящими; изображения даже хотелось потрогать руками, чтобы убедиться, что они нарисованные. Это было очень высокое искусство, признал восхищенный Алексашка и дал себе зарок купить несколько картин перед возвращением в Архангельск — чтобы порадовать матушку. Насчёт отца он сомневался; для Демьяна Онисимовича главным коньком были прибыль в торговых делах и хорошая компания, в кругу которой можно изрядно выпить доброго вина, плотно закусить и наговориться всласть о всякой всячине.

А однажды Алексашка крупно влип. Как-то вечером он забрёл в незнакомый район Амстердама, который показался ему вполне симпатичным и даже патриархальным, тем более что его облагораживала старинная кирха с садом. Уже изрядно стемнело, и он рассчитывал быстро проскочить эту узкую улочку, чтобы пройти к дому вдовы кратчайшим путём — Ильин-младший уже достаточно хорошо ориентировался в городе и без посторонних подсказок. Он прошёл по улице совсем немного и резко остановился, будто его оглоушили мешочком с песком; иногда в драках поморские мальчишки применяли это не очень опасное, но действенное «оружие».

Ильин-младший остановился возле большого окна неказистого дома. В окне горел приглушённый свет и, несмотря на частые оконные переплёты, внутренность помещения, не изобиловавшего мебелью и разными вещами (там стояла только широкая кровать, два креслица, небольшой круглый стол и на стене висел коврик), смотрелась превосходно. В комнате стояла девушка (или молодая женщина; слабое освещение не давало возможности определить её возраст) и неторопливо снимала с себя одежды, принимая самые эффектные позы.

Алексашке уже рассказали, что в начале века, когда в Нидерландах правил герцог Альба, он запретил голландцам занавешивать окна, чтобы шторы не скрывали от испанских властей недружелюбные намерения хозяев. Этот указ назывался «гезеллинг». Испанцам пришлось уйти из Голландии, а обычай оставлять окна без занавесок остался. Только теперь он носил другой смысл — голландцам, особенно состоятельным, было приятно козырнуть перед прохожими и соседями богатым внутренним убранством своих домов.

Похоже, Алексашке представился именно такой случай. Только вместе дорогой обстановки в комнате находилась полуобнажённая девушка. Это зрелище буквально заворожило молодого человека. Он смотрел на девушку, открыв рот. Ему было стыдно, что он подсматривает, хотелось немедленно убежать подальше от этого окна, но ноги будто прилипли к мостовой. Когда из одежды на девушке осталось всего ничего, она вдруг приблизилась к окну и зазывно поманила Алексашку пальчиком. Значит, всё это время она знала, что за ней наблюдают?!