Крах плана Шлиффена. 1914 г. - Максим Оськин

Гумбиннен в определенной степени определил дальнейшие действия и русских. Вследствие того, что немцы без боя сдали укрепленную линию реки Ангерап, откатываясь на юго-запад к Алленштейну и на север, к Кенигсбергу, в штабах Северо-Западного фронта и 1-й армии и впрямь поверили, что противник в панике бежит за Вислу. Поведение германцев, найденные на телах убитых документы, сведения, получаемые от немногочисленных пленных, целиком и полностью подтверждали, что противник отступает. Нельзя забывать, что враг ведь и на самом деле намеревался сдать Восточную Пруссию без боя. А сведения о смене германского командования 8-й армии и, следовательно, о перемене парадигмы дальнейших действий противника – переход от панически-отступательной деятельности к прямо противоположенной – активно-наступательному характеру, не были своевременно получены русской разведкой. Отсюда и твердое убеждение высших русских штабов в отступлении неприятеля за Вислу. Другое дело, что, помимо имеющейся информации, именно в это хотелось верить русским генералам и потому постепенно желаемое стало подменять собой действительное.

Пока же, к 9 августа, когда войска 1-й русской армии вновь двинулись вперед, противник уже отступил перед русскими. Добровольное очищение немцами первого оборонительного рубежа вселяло в русских командиров неумеренный оптимизм. С падением данной приграничной линии неприятель оставлял в своих руках только фланги: Кенигсбергский и Летценский укрепленные районы: центр позиции был очищен, и русские войска 1-й армии получили возможность наступать и дальше, в глубь Восточной Пруссии. В качестве авангарда наступала кавалерия, затем двинулась пехота, тылы которой к этому времени уже были несколько налажены. Русские железнодорожники были готовы приступить к перешивке германской колеи на русский широкий образец.

Итоги Гумбинненского сражения побудили высшие штабы переоценить свои возможности. Переоценить тем более, что, как казалось, на практике стали сбываться предвоенные расчеты – резкое превосходство русских войск над немецкими. Ведь русские-то командиры, в отличие от германцев, переоценивших, как показано выше, силы русских, отлично знали о соотношении сил под Гумбинненом. И особенно – о соотношении огневых возможностей артиллерии противоборствующих сторон.

Перед войной русский Генеральный штаб рассчитывал в ближайшем времени оснастить армии тяжелой полевой артиллерией. И тут вдруг такой успех – более слабая по сравнению со 2-й армией 1-я армия громит германскую 8-ю армию, опрокидывает ее на поле сражения и вынуждает отступать, вплоть до намерения бегства за Вислу. Соответственно, поражение противника под Гумбинненом побудило главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта Я.Г. Жилинского, чей штаб располагался в Варшаве, и Ставку думать, что и одна русская армия способна справиться с немецкой восточнопрусской группировкой. Теперь подразумевалось, что окончательно разгромить врага должна уже 2-я армия, медленно выдвигавшаяся на путь наиболее вероятного немецкого отступления, к Алленштейну. Соответственно, с этого момента главкосевзап, ничтоже сумняшеся, идейно раздробил до того единую фронтовую операцию на две армейские.

Действительно, если до того момента в штабе фронта господствовала идея смыкания внутренних флангов 1-й и 2-й армий, чтобы получить численное превосходство над противником, то теперь предполагалось, что 1-я армия должна быть двинута на Кенигсберг. Этой идее сочувствовали и командарм-1 П.К. Ренненкампф, и Ставка: тем более что русские полагали, что значительная часть немцев после Гумбиннена отступила как раз в Кенигсберг. Генерал-квартирмейстер 1-й армии К.К. Баиов уже рассчитывал количество войск, потребных для блокады и Кенигсберга, и Летценского укрепленного района. Именно Баиов выдвинул мысль о том, что 1-й и 17-й армейские корпуса немцев отошли в Кенигсберг. Выходило, что практически вся 1-я армия, за исключением конницы, впредь до подтягивания второочередных дивизий с осадной артиллерией, должна быть прикована к германским крепостям. Характерно, что генерал Баиов в начале сентября сменит Г.Г. Милеанта на посту начальника штаба 1-й армии.

Но главное – это оценка возможностей противника после сражения. Если уж слабая 1-я армия (6,5 пехотных дивизий) сумела нанести врагу поражение в открытом сражении, то уже тем более 11 пехотных дивизий 2-й армии смогут добить деморализованного и якобы в панике бегущего за Вислу противника. То есть проявившаяся нерешительность германцев в первом крупном бою вынудила русских переоценить свои силы: две русские армии, бесспорно, были несколько сильнее, нежели 8-я германская армия, но одна – резко слабей. Об этом факте, будучи в эйфории от победы над столь грозным противником, как немцы, не подумали: русское командование знало, что в 1-й армии было всего три с половиной армейских корпуса, но ведь немцы-то этого не знали. В русской Ставке уже замышляли прямое наступление от Варшавы на Берлин, а на Северо-Западном фронте гнались сразу за двумя зайцами: не добив врага, рвались осадить его крепости.

Русские военачальники знали о том, что немцы в панике собираются отступать за Вислу (первоначальная паника в германских войсках 8-й армии невольно дезориентировала русских). Следовательно, задача (борьба за Восточную Пруссию), поставленная перед Северо-Западным фронтом, уже представлялась решенной. Но простого вытеснения неприятеля за Вислу было мало: чтобы противник не ушел, его должна была перехватить 2-я армия. Перехватить и уничтожить.

В то же время корпуса 1-й армии уже могли приступать к блокаде неприятельских крепостей. Для этого многочисленная кавалерия 1-й армии была двинута не за отступавшим противником, а в обход Кенигсберга с юга и далее – с западной стороны крепости, а вслед за ней шла вся 1-я армия. Также, чтобы облегчить командарму-1 действия, в район Летцена для его штурма из 2-й армии перебрасывался 2-й армейский корпус С.М. Шейдемана.

Бесспорно, русское командование сознавало значение Летценского укрепленного района, однако сама организация борьбы за него выглядит нелепой. Во-первых, не было сделано ни малейшей попытки немедленно подтянуть сюда тяжелую крепостную артиллерию, дабы овладеть летценским перешейком в кратчайшие сроки посредством массированной бомбардировки. Во-вторых, 2-й армейский корпус, имея в своем составе только 23-й мортирный дивизион (шесть 6-дм гаубиц), должен был атаковать Летцен с востока, из Лыкского района, а не с запада. Тем самым действия с восточной стороны еще более дробили русскую группировку Северо-Западного фронта (целый корпус фактически выключался из борьбы в поле).

В то же время атака с запада, так или иначе, вынуждала командарма-1 двигаться вслед за отступающим противником к Алленштейну, навстречу 2-й армии: нельзя же было бы подставить целый корпус, готовившийся к штурму Летценского района с запада, на отдельное поражение. Ко всему прочему, обход линии Мазурских озер с запада сразу же лишал германское командование инициативы действий, так как обе русские армии в таком случае неизбежно двигались бы навстречу друг другу. Еще перед войной русские генштабисты указывали, что «первое и главное значение системы Мазурских озер заключается в том, что, являясь естественной преградой, она дает возможность обороняющемуся сохранить за собой инициативу и служит, таким образом, серьезной маневренной линией на наших путях наступления к Нижней Висле с линии Бобра и отчасти Среднего Немана»[119].