Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана - Екатерина Глаголева

Флибустьеры, подвергавшие себя самым разнообразным опасностям, привыкли молиться всем богам, полагаясь, впрочем, только на себя. Еретиком считался тот, кто не верил в приметы. На корабле капитана Чарлза Свана имелся астролог, в задачу которого входило предупреждать о грядущих опасностях. А «железный пират» Фрэнсис Дрейк, человек властный и крутой, был чрезвычайно мнительным и суеверным даже для своего века.

Из морских преданий самыми популярными были легенды о корабле-призраке с командой мертвецов, встреча с которым предвещает кораблекрушение. Португальцы верили, что на таком корабле вечно скитается по морям Бартоломеу Диаш, пропавший без вести возле мыса Доброй Надежды, который он сам первоначально назвал мысом Бурь. В начале XVII века в Нидерландах возникла легенда о «Летучем голландце». По разным версиям, капитана судна-призрака звали Ван Страатен или Ван дер Декен. Похожие легенды передавали из уст в уста англичане, испанцы и немцы.

Злой морской дух, предвещающий гибель во время шторма, получил у моряков прозвище Дэйви Джонс, или Дьявол Джон. По легендам, у него были большие круглые глаза, три ряда зубов, рога и хвост, а появлялся он в голубом дыму. Морское дно, куда попадали погибшие моряки, называли «сундуком Дэйви Джонса».[44]«Отправиться за сундуком Дэйви Джонса» означало утонуть, «пробудить Дэйви Джонса» — вызвать шторм, а «находиться во власти Дэйви Джонса» — быть охваченным ужасом. Дэйви Джонсом называли также моряка.

По одному из преданий, в подчинении у морского дьявола находился Кракен — гигантское морское чудовище, известное по описаниям норвежских и исландских моряков. Бергенский епископ Эрик Людвигсен Понтоппидан (1698–1774) писал, что Кракен — животное размером с плавучий остров, способное схватить щупальцами и утянуть на дно даже крупный военный корабль; еще опаснее для судов водоворот, который возникает при погружении Кракена на дно. Из пасти его идет страшный смрад, сам по себе способный убивать. Скептики полагали, что свидетельства моряков о Кракене можно объяснить подводной вулканической активностью у побережья Исландии, которая проявляется в исходящих из воды пузырях, внезапной и довольно опасной смене течений, появлении и исчезновении новых островков. Только в 1857 году было доказано существование гигантского кальмара, который, по-видимому, и послужил прообразом Кракена.

О самих флибустьерах порой складывали легенды уже при жизни, их имена и поступки обрастали слухами и домыслами. Так, одно имя Франсуа Олоне внушало ужас; что в рассказах о нем было правдой, а что — вымыслом, теперь уже трудно разобрать. Эдвард Тич по прозвищу Черная Борода перед боем прикреплял к своей шляпе зажженные фитили, окутывавшие его дымом и искрами, чтобы придать себе вид исчадия ада. А образ Монбара Губителя, с детства проникшегося ненавистью к испанцам, возглавившего команду из освобожденных рабов и не оставлявшего в живых ни одного человека на захваченных судах, возможно, вообще был порожден чьей-то фантазией…

Эти легенды порой играли на руку флибустьерам, превращаясь в своего рода психологическое оружие. Бывало, пираты несколько дней преследовали корабль, отставший от каравана, вопя и потрясая оружием, — и устрашенный экипаж сдавался без боя. Впрочем, такое случалось далеко не всегда.

Абордажные крюки вцепились в обшивку мертвой хваткой; тут же, ломая фальшборт, на палубу упала ощерившаяся шипами доска, а на полубак со свистом полетели гранаты, рассыпавшиеся при взрыве мириадами кусочков жалящего свинца. Страшно закричал матрос, на котором загорелась одежда. Из облака едкого желтоватого дыма вынырнула страшная фигура: искаженное гримасой лицо было обрамлено густой черной бородой, заплетенной в тугие косицы, из ушей валил серный дым, разверстая пасть с желтыми клыками исторгала нечеловеческий вопль. Чудовище размахивало саблей в одной руке и пистолетом в другой. Солдаты невольно попятились, и пираты, один за другим спрыгивавшие на палубу, устремились вперед.

Завязалась рукопашная. Увидев перед собой пьяную орду, солдаты опомнились и перешли в наступление. Теперь уже разбойники подались назад, оскальзываясь в лужах крови и спотыкаясь о трупы. Со всех сторон раздавались лязг клинков и крики раненых. Однако вступить в поединок с Черной Бородой не решался никто. Споено пушечное ядро, он пробил строй солдат и остановился, увидев капитана.

Мейнард быстро вскинул руку с пистолетом и выстрелил. Белая рубаха пирата окрасилась кровью на животе, но он, точно раненый бык, заревел и ринулся на офицера, замахнувшись саблей. «Заговоренный!» — мелькнула в голове ужасная мысль. И в то же мгновение правое плечо Мейнарда ожгла пуля.

Тич был уже рядом; капитан перебросил саблю в левую руку и отбил удар. Подоспевший на помощь матрос ударил Тича кортиком в шею, и Черная Борода рухнул на колени, захлебываясь кровью — и всё еще размахивая окровавленным клинком.

Капитан выстрелил почти в упор, всадив ему пулю между глаз. Тело пирата завалилось на бок; шляпа с зажженными фитилями откатилась в сторону «Отрежь ему голову!» — закричал Мейнард матросу, не узнав собственного голоса. Матрос приблизился, но, как ошпаренный, отскочил в сторону: из окровавленного рта донеслось сдавленное ругательство.

Тем временем бой подходил к концу; пираты бросали сабли и становились на колени, моля о пощаде. Черная Борода лежал на палубе, истекая кровью, но еще дышал. Никто не смел приблизиться к нему; матросов словно парализовало от страха. Тич пошевелился, как будто собираясь подняться; все разом отпрянули, а капитан Мейнард вздрогнул.

Клинок со свистом рассек воздух, послышался хруст позвонков — и голова Черной Бороды отделилась от тела. Кто-то вскрикнул, а владелец клинка вытер его о рукав и отсалютовал капитану:

— Изразль Хэндс, к вашим услугам! — Он наклонил непокрытую голову, щелкнув стоптанными каблуками. — Был вынужден служить этой… падали. — Он небрежно пнул распростертое тело носком сапога. — Предаю себя в руки правосудия и надеюсь на справедливость и снисхождение.

Голову Черной Бороды приколотили под бушпритом «Жемчужины»; тело, раскачав, сбросили за борт. Оно еще долго плыло в кильватерной струе; в ту сторону старались не смотреть.

Корсары, каперы и флибустьеры были мастерами неравного боя: они подстерегали торговые суда, на которых было чем поживиться и которые не могли оказать серьезного сопротивления, а в схватку с военными кораблями вступали только в случае крайней необходимости. Впрочем, торговые суда тоже были вооружены пушками и зачастую превосходили по размерам корабли нападавших; в этом случае всё решали дерзость, отвага и быстрота. Пираты не гнушались никакой добычей: любой товар можно было выгодно продать или употребить для личного пользования.