Москва и жизнь - Юрий Лужков

Жена ждала в подъезде, захватив с собой еду, что впоследствии оказалось очень кстати. Мы нырнули в автобус, машина тронулась, и «грузчики» (они же «опекавшие» мой дом сотрудники госбезопасности) буквально растворились во мгле.

Неподалеку от Зоопарка остановились. Дальше проехать было нельзя — заграждения и на дальних подступах опоясывали Белый дом. Ребята с автоматами взяли нас в кольцо, и вся процессия быстрым шагом устремилась вперед.

На баррикадах нас узнали и как бы передавали из рук в руки под возгласы: «Попов с нами!», «Мужики, Попов идет!», «Ура!». Все это запомнится надолго, на всю жизнь: доверие москвичей согревало душу. Оказалось, что в тот момент меня увидел родной брат Сергей, пришедший на баррикады. Узнал я об этом позже, спустя несколько часов, когда позвонил ему и попросил успокоить мать, передать ей, что я жив и здоров. Попросил еще заехать ко мне домой и увезти из квартиры моего восемнадцатилетнего сына.

— Сашка полностью на твоей ответственности, — сказал я.

Тогда-то он и рассказал, что видел, как мы шли в Белый дом.

— Что же не окликнул?

— А чего окликать? Взять меня с собой ты не мог, да я бы и не ушел с баррикад. Тебе тут оставаться ни к чему… Да и шли вы очень быстро, останавливаться было опасно. Всяких провокаторов тут, думаю, хватало…

У ворот Белого дома сопровождающие нас ребята попрощались с нами. Имена их остались мне неизвестными.

Подхожу к кульминационному моменту — ночи с 20-го на 21-е, когда все могло закончиться страшной развязкой. Трудно рассказывать о тех долгих часах, пережитых в Белом доме. Ружье (согласно Чехову), повешенное на стену в первом акте трагедии, должно было, наконец, выстрелить в финале. Не баррикады, которые легко смести военной техникой (поступила информация, что к удару по Белому дому готовятся и ракетные установки), а именно люди прикрыли собой дом, ставший тогда центром России. Люди стали главной преградой на пути войск.

Команда к подготовке штурма Белого дома была отдана. Назначено время — 3 часа ночи. Основная роль отводилась десантникам, группе КГБ «Альфа», предназначенной для борьбы с терроризмом, и милиции особого назначения — ОМОНу…

Задачу штурмующим поставили такую: оцепить Белый дом. Десантникам приказали разместиться около американского посольства, милиции особого назначения — на Кутузовском проспекте, «Альфе» — на берегу Москвы-реки в двух километрах от Белого дома. Милиции ставилась задача оттеснить народ от Белого дома, а группе «Альфа» — приблизиться к парламенту и начать штурм здания.

Не надо рисовать в своем воображении картины, будто члены ГКЧП собрались в специальном бункере, куда поступают доклады генералов. Все происходило не так. Главари заговора разъехались из Москвы по дачам и квартирам. И когда военные пытались накануне штурма связаться с ними, им по телефону отвечали: «Будить до трех часов не велено».

Уверен, не пришлось им в ту ночь крепко поспать. Никто из них не решался дать приказ о штурме. Спустить курок они предоставили военным, загнав их в ловушку, пытаясь тем самым обезопасить себя. Выполнят военные приказ, начнут штурм — вся ответственность за жертвы ляжет на них, военных. Поступят вопреки воле ГКЧП — им тоже несдобровать. Военные пытались разыскать Чрезвычайный комитет. «Спят… спят… спят…» — отвечали им на квартирах и дачах. Даже верные командиры схватились за голову, поняв, с кем имеют дело. К четырем часам ночи было окончательно и бесповоротно ясно — заговор провалился.

Тем не менее жертвы случились. Именно в эту роковую ночь — с 20-го на 21-е — трое молодых москвичей погибли в тоннеле под Новым Арбатом неподалеку от Белого дома, пятеро получили ранения, в том числе огнестрельные. Произошла стычка москвичей с проходившей здесь колонной бронетранспортеров.

Из Белого дома я всю ночь поддерживал постоянную связь с мэрией, где оставался Александр Музыкантский. Около часа ночи он увидел бронетранспортеры, вырвавшиеся из Столешникова переулка, расположенного напротив мэрии, и подумал, что начался штурм. Голос его в телефонной трубке, как всегда, оставался негромким, речь неторопливой. Все, кто находился с ним рядом в те дни, не видели и тени страха на его лице.

Бронетранспортеры промелькнули у стен мэрии и исчезли во тьме.

По нашему указанию блокировали машинами Калининский мост, чтобы воспрепятствовать движению Белградской дивизии. На расположенных в черте Москвы Тушинском аэродроме, площадке у Центрального аэровокзала грузовики заполнили летное поле.

Поднял с постели руководителя городской водопроводно-канализационной службы Станислава Храменкова. Я вспомнил, как несколько лет назад ночью ездил с ним туда, где случилась крупная авария на теплотрассе, там перекрывали улицу тяжелыми машинами, чтобы остановить движение. Теперь машины вывели против танков.

Смело, инициативно действовали строители во главе с Владимиром Ресиным. Используя арсенал своей мощной техники, бульдозерами и тяжелыми машинами они окружили Белый дом.

Вечно критикуемые работники столовых, ресторанов, закусочных безо всякой команды начали кормить защитников баррикад. Не отстали от них кооперативные кафе. Носили еду женщины из соседних домов.

Надолго запомнится эта ночь дежурному по мэрии Вячеславу Гаврилову, в прошлом военному человеку, исключительно четко передававшему все команды.

Часов в 10 вечера в кабинете президента раздался телефонный звонок, который привел его в замешательство: «Борис Николаевич, я отпустил работников аппарата правительства, сам ухожу домой… Прощайте, Борис Николаевич. Сегодня ночью с нами будет кончено. Это достоверная информация. Пусть берут дома. Прощайте…»

В «Записках президента», щадя Ивана Степановича, этот эпизод Ельцин излагает мягче: «Вечером… ко мне в кабинет в Белом доме зашел Председатель Совета Министров Иван Степанович Силаев и сказал: „Борис Николаевич, простите, но я уйду. Хочу быть с семьей в эту ночь”».

Так или иначе, но в бункере Белого дома, оставшись без премьера втроем, Борис Николаевич, Гавриил Харитонович и я не говорили о грозящей опасности. У нас шла обычная для мирного времени беседа (даже пиджаки сняли), прерываемая лишь короткими докладами…

По мере приближения к трем часам ночи атмосфера становилась все тревожнее. Поглядывали на циферблат: 2:50, 3:00, 3:15, 3:30… Добавили немного времени на неорганизованность военных, но вскоре поняли: что-то там у них сломалось.

Угроза штурма миновала.

Странно, но в те часы мы обсуждали новые принципы управления столичным городом, его статус, работу Комплекса строительства, продовольственное снабжение, строительство поселка, двести домов, в Брянской области для пострадавших от аварии на Чернобыльской атомной станции.

Подходила к концу вторая ночь с 20-го на 21-е. В тяжелом промозглом тумане нехотя, словно не веря победе света над тьмой, занимался рассвет.