Эпоха великих потрясений. Энергетический фактор в последние десятилетия холодной войны - Ольга Скороходова

В пользу мифичности недостатка нефти на рынке в 1979–1980 годах свидетельствуют и данные о росте запасов нефти (как коммерческих, так и стратегических) в странах ОЭСР: к концу 1979 года они выросли с 71 до 84 дней потребления, что, в свою очередь, стало дополнительным фактором, выдавливавшим и без того высокие цены вверх. Так, закупки нефти для стратегических национальных резервов (СНР) были прекращены Вашингтоном только в марте 1979 года, когда рынок уже прошел «худшую стадию», связанную с остановкой промышленности Ирана. То есть сложилась достаточно абсурдная ситуация, когда в ожидании нехватки топлива и повышения цен покупатели ринулись на рынок наличного товара, поднимая, тем самым, цены вверх, что вызывало панику, которая в свою очередь подхлестывала дальнейший рост цен. Фраза из телеграммы, посланной Госдепартаментом в ближневосточные посольства, характеризует странную ситуацию на рынке: «Даже в условиях восстановления добычи в Иране на уровне 3,5 мбд и производстве в других странах ОПЕК на пределе возможностей, предложение на мировом рынке нефти будет оставаться ограниченным, хотя и достаточным для удовлетворения текущего спроса и восстановления истощенных запасов».

6.2. Пополняй и добывай: потребители и второй нефтяной шок

Каков же был ответ стран-потребителей, ЕЭС и США, на очередную лихорадку нефтяного рынка? Во-первых, в отличие от нефтяного шока 1973 года, который был вызван войной Судного дня, данный кризис был менее политизированным, что позволяло Европе и США выступить единым фронтом. Оказавшись по разные стороны баррикад по отношению к событиям 1973 года, в случае с иранской революцией Брюссель и Вашингтон придерживались одинаковых взглядов. Во-вторых, у импортеров нефти на сей раз имелся опыт прохождения кризиса 1973–1974 года, была стратегия координации усилий и план действий – Соглашение 1974 года о международной программе развития энергетики, главный учредительный документ МЭА. Отдельные положения этого соглашения составляли Систему распределения нефти при возникновении чрезвычайных ситуаций (Emergency Sharing System). Она должна была приводиться в действие автоматически в случае, если импорт одного из членов МЭА снижался на более чем 7 %. Ее участники также были обязаны создать резервные запасы нефти в объеме, равном 90 дням импорта, которые могли быть использованы в ситуации существенных сбоев в поставках. Международный аспект данной программы заключался в том, что поставки и имеющиеся запасы должны были перераспределяться среди участниц МЭА, чтобы смягчить удар по отдельно взятым странам, а для общего контроля над ситуацией планировалось ввести систему регистрации транзакций на рынке. На домашнем фронте правительства были обязаны в короткое время сократить спрос на нефть и нефтепродукты, применить комплекс мер по стимулированию перехода на альтернативные виды топлива, увеличить собственную добычу нефти, перейти, в случае необходимости, к нормированию нефтепродуктов, что активно использовалось, например, в США в 1973–1974 годах.

События второго нефтяного шока должные были стать «боевым крещением» для этой системы. Несмотря на то, что Швеция, один из членов МЭА, сообщила о 16-процентном снижении импорта, решение о приведении в действие вышеописанной программы так и не было принято (к слову, она так и не была опробована до сих пор). Вместо этого стали использоваться лишь отдельные ее рычаги, прежде всего направленные на экстренное сокращение энергопотребления.

Для этого существовало несколько причин. Хотя в МЭА и понимали, что запуск программы возымел бы положительный психологический эффект, существовали чисто технические опасения с учетом того, что Франция, один из крупнейших игроков на европейском рынке, не участвовала в программе. Неудачный же запуск системы серьезным образом дискредитировал бы МЭА. Еще одним сдерживающим обстоятельством было отсутствие надежных данных о состоянии рынка и его динамике ввиду переключения основного массива операций на спотовый рынок.

Уже 1–2 марта 1979 года заседание Правления МЭА (встреча министров энергетики стран-членов) приняло Программу действий на 1979 год, центральным пунктом которой являлось срочное сокращение потребления на 5 % (2 мбд). Страны-участницы должны были принять срочные меры, в том числе фискального характера, по снижению энергопотребления (это прежде всего касалось США, где цены на нефтепродукты были гораздо ниже мировых) и стимулированию перехода на альтернативные виды топлива и на тяжелые сорта нефти, более доступные на рынках.

В этом же месяце европейские страны обсудили возможные меры по успокоению рынков. Предложение Франции усилить контроль над портами в Генуе, Триесте и Роттердаме – главных «нефтяных воротах» Европы – было воспринято резко отрицательно ФРГ и Великобританией, не поддерживающими дирижерских амбиций Парижа. Второе французское предложение об установлении потолков закупочных цен получило одобрение со стороны ФРГ, которая обещала подумать, как «заставить это предложение работать».

Полномасштабная сверка часов по поводу ситуации на нефтяном рынке была проведена на саммите «Большой семерки» в Токио 28–29 июня 1979 года. Эта встреча проходила на фоне очередного повышения цен на нефть, и президент Картер воспользовался возможностью выступить от имени «расстроенных и обозленных» потребителей с обвинительными словами в адрес производителей. Он отметил, что впервые индустриальные страны высказались открыто и единогласно против действий ОПЕК, что нашло отражение в итоговом коммюнике саммита: «По общему согласию, необоснованное повышение цен на нефть неизбежно повлечет за собой очень серьезные экономические и социальные последствия. Оно будет означать инфляцию и замедление темпов роста по всему миру. Это, в свою очередь, приведет к безработице, проблемам с дефицитом торгового баланса и создаст угрозу стабильности как развивающихся, так и развитых стран». Категоричность и антиопековский тон риторики не мешали президенту и Министерству энергетики США работать в тесном контакте с Саудовской Аравией. Из документов явствует, что, как и после встречи «Большой семерки» 1978 года, после Токио в 1979 году Эр-Рияд был ознакомлен подробнейшим образом с содержанием бесед и настроением умов лидеров развитого мира.

Участники встречи в Токио подтвердили мартовское решение МЭА о сокращении энергопотребления, а европейское крыло саммита внесло предложение о регистрации сделок по купле-продаже нефти, что предусматривалось и чрезвычайной программой МЭА (сами европейцы уже запустили ограниченный по масштабам мониторинг операций на наличном рынке). Но это предложение так и осталось предложением. В США сомневались в его осуществимости из-за законодательных препонов в странах-участницах. Также не было понимания масштабов такого мероприятия. Считалось, что для его осуществления, чисто технически, могло бы потребоваться привлечение «международной организации или крупной частной фирмы». В заключительном коммюнике содержался призыв к компаниям и государствам воздержаться от пополнения резервов, однако он так и остался призывом. Германия, Нидерланды, Соединенное Королевство, США отказались придерживаться каких-либо ограничений на этот счет и продолжали пополнять свои запасы. В итоге общие темпы создания резервов в 1979 г. достигли 1,1мбд, (что, для сравнения, было эквивалентно объемам добычи Алжира). В 1980 году запасы нефти ОЭСР были на исторически самом высоком уровне. В одной только ФРГ в девяти хранилищах на севере страны на начало 1981 года находилось 40 млн тонн нефти – эквивалент 131 дня потребления. И это не считая 22 млн тонн запасов, находящихся в распоряжении промышленных предприятий и частных хозяйств.