Дело о взбесившемся враче - Андрей Константинов

— Андрей, — попытался я привести последний довод, — у меня денег нет на такси.

— Вот тебе двадцать баксов, отвезешь его домой. И чтобы никакой самодеятельности!

В это время в коридор выглянула Завгородняя, и Обнорский заткнулся. Испепелив взором Свету, у которой хватило сил сказать лишь: «Ой!», он прошипел что-то насчет того, что это не Агентство, а какой-то рассадник блядства и идиотизма. Потом повернулся и ушел. Напоследок он так выразительно посмотрел на меня, что я понял: если я хочу дожить до завтрашнего вечера, то должен вывернуться наизнанку, но убедить Немолова, что произошла ошибка.

Я закурил и посмотрел на Свету. Она стояла, широко открыв глаза, и ждала хоть каких-то объяснений.

— Что там клиент? — поинтересовался я.

— Попросил меня как-то уладить конфликт, — сообщила Света. — А что тут Обнорский делал?

— Помыться приходил, — сообщил я.

Внезапно мне в голову пришла одна мысль. — Мы сейчас войдем обратно, я буду разговаривать с Немоловым, а ты поддакивай. Поняла? В конце сделай вид, что рассержена, и гордо удались.

Дальше уже мое дело.

— А что ты с ним будешь делать? — поинтересовалась Завгородняя.

— Да ничего, — отмахнулся я, — отвезу домой. Он ни при чем.

Я попросил Сашку вызвать такси, и мы со Светой вернулись в сауну. Когда мы вошли обратно, Немолов уже был почти полностью одет и пытался завязать галстук.

— Вы действительно врач? — смущенно спросил я.

— Действительно, ответил Немолов. Он еще ничего не понял, но догадался, что выяснение отношений со стрельбой и мордобитием отменяется.

— Что же ты мне сразу не сказала? — обернулся я к Свете.

— А что я могла тебе сказать? — обиженно заявила Света. — Ты ворвался, как Отелло, и даже не спросил, что мы здесь делаем. Мы что, трахались? — перешла она в атаку.

Я что-то промямлил, но Света уже вошла в образ, подхватила джинсы и футболку и гордо удалилась. Через несколько секунд она вернулась уже одетая, взяла куртку и вышла, громко хлопнув дверью. Мы остались с Немоловым одни.

— Давайте я вас до дома довезу, — заискивающе произнес я.

— Нет уж! — Я мог лишь позавидовать самообладанию Немолова: он очень быстро понял, что диспозиция изменилась, и теперь играл оскорбленную невинность. — Как-нибудь сам доберусь.

— Не спорьте, — подбавил я металла в голос, — должен же я загладить свою вину. — После этих слов я как бы невзначай распахнул куртку и еще раз продемонстрировал рукоятку пистолета.

Немолов решил не спорить, мы вышли и сели в ожидавший нас автомобиль. Доехали до центра, и я попросил остановиться у кафе.

— Пошли, мужик, — заявил я не терпящим возражений голосом. — Замнем конфликт, как это водится у русских людей.

Немолов вылез из машины. От Веры я знал, что он не чурается спиртного, даже более того. Именно на этом и строился мой план. Через час мы уже перешли на «ты» и вели вполне светскую беседу.

— Ты пойми, Сергей, — втолковывал я своему новому знакомому, — когда встречаешься с такой женщиной, как Света, поневоле станешь параноиком. Ну откуда я знал, что ты ее обследовать будешь? — Я как бы упускал из виду тот факт, что обследование в сауне выглядит по меньшей мере странным.

— Да понимаю я и ничуть не сержусь, — Немолов уже вполне пришел в себя, и в его голосе стали появляться менторские нотки. — Но нервы у вас не в порядке, это я вам как специалист говорю. Надо вам лечиться, братец. Могу вам посоветовать вполне приличную клинику. Ею как раз мой однокурсник заведует.

— А вы поддерживаете отношения со всеми однокурсниками? — Я даже не разыгрывал заинтересованность.

— Конечно, — высокомерно заявил Немолов, — не только поддерживаю, но и помогаю, чем могу.

Что— то слишком быстро он оправился. Ну да хрен с ним, лишь бы говорил дальше. Я понимал, что нарушаю указание Обнорского, но Немолов был уже в благодушном состоянии, и наш разговор вполне мог тянуть на обычный треп двух знакомых за рюмочкой «чая».

* * *

Я проснулся у Веры. Хозяйка уже куда-то убежала, оставив на кухонном столе записку: «Макс, цветы мне очень понравились, но четное число обычно кладут на могилку. Надеюсь, это не намек с твоей стороны? В холодильнике стоит коньяк — если тебе будет очень худо. Кофе — в кофеварке, бутерброды — в микроволновке. Позвони мне, пожалуйста, днем на мобильник. Вера».

«Вот козел!» — подумал я про цветочника. Он, видимо, заметил, что я, когда покупал цветы, был не совсем трезв и вместо пяти роз подсунул четыре. Надо будет вспомнить, где я брал цветы. Впрочем, сейчас меня занимало другое: мое расследование зашло в тупик, и я не знал, куда мне дальше торкаться? После разговора с Немоловым (изрядно подпив, он стал выливать на своих однокурсников ушаты грязи) у меня не осталось ни одной реальной кандидатуры на роль серийного убийцы. Со слов Немолова, грешков у всех его однокурсников хватало (один он был чистенький, аки ангел Господень): кто-то торговал лекарствами из больницы, где работал; кто-то практиковал без необходимых лицензий; кто-то в свое время допускал врачебные ошибки, вылившиеся в плачевные последствия для пациентов. Но все это было бездоказательно, и у меня сложилось мнение, что многое из рассказанного Немолов просто выдумал, а если даже он говорил правду, то эти факты не могли стать поводом для широкомасштабной вендетты, объявленной кем-то своим бывшим однокурсникам.

Я налил себе коньяка, поставил подогреваться бутерброды и закурил. Как это ни было обидно, но приходилось признать, что ни хрена у меня не вышло. Чтобы отработать всех оставшихся в живых однокурсников на предмет их алиби на время убийств (то есть, под микроскопом изучить их жизнь за последние полгода), нужна кропотливая работа, как минимум, человек десяти, и не на одну неделю. Да и потом, почему я решил, что убивает погибших именно их однокурсник? Но что-то не давало мне уйти от этой версии. Может, потому что других у меня нет?

После того, как я выпил граммов сто коньяку и запил его двумя чашками кофе с бутербродами, я решил поставить крест на расследовании. В случае, если Обнорский спросит меня об этом деле, я честно доложу все, что узнал, и пускай уже он сам об этом думает. На то он и начальник, если разобраться. А у меня еще статья о брачных аферистах не закончена. Приняв это решение, я потушил сигарету и отправился в Агентство.

* * *

Оказалось, что мысленно поставить крест на расследовании было гораздо легче, чем забыть о нем. В тот день, занимаясь текущими делами, я то и дело ловил себя на том, что продолжаю думать о странных смертях врачей. Меня не оставляла мысль, что решение лежит на поверхности, вот только мне оно не попадалось. Или я ему не попадался.

Невольно вспомнилось изречение какого-то мудрого человека о том, что в основе почти всех преступлений лежат вполне объяснимые причины. И одной из главных является человеческая корысть. То бишь, денежки. В конце концов, я плюнул на свое решение и отправился к Родьке Каширину. Не вдаваясь в подробности, я отдал Родиону список оставшихся в живых однокурсников Вериной сестры и попросил пробить их на предмет участия в коммерческой деятельности. Вскоре Каширин вошел ко мне с результатом.