Истинные цвета - Дорис Мортман

Картину Рихтер оценил в две с половиной тысячи долларов. Де Луна запросила для себя тысячу, оставив дилеру шестьдесят процентов. Тот был согласен и на меньшее, но Изабель не подозревала и об этом, она знать не знала, что первому покупателю обычно дается большая скидка. Таким образом стимулируется спрос: имя этого покупателя используется как приманка для других. Медина, который знал все тонкости игры, мог бы и поторговаться, но не захотел: подписав чек и пообещав прийти на следующий день, он ушел, оставив Изабель и Рихтера наедине.

— Примите мои поздравления, — расплылся в улыбке Джулиан. — Этот чек придает делу необходимый официоз. Теперь вы стали профессиональной художницей. — Против своего желания Изабель улыбнулась. — Поверьте, я искренне огорчен происшедшим недоразумением и прошу меня извинить, — продолжил Рихтер. — Вы вправе требовать, чтобы я убрал эту часть экспозиции, но тем не менее надеюсь, мисс де Луна, что в наших общих интересах оставить ее.

— Мне не нравится, когда я не могу распоряжаться своими собственными работами.

— Рискуя вас обидеть, я все-таки замечу, что нью-йоркский художник не волен полностью распоряжаться своими работами.

— И почему же?

— Потому что, к сожалению, ценность любого произведения определяется его ценой; ее, в свою очередь, диктует рынок, а положение на рынке зависит от многих факторов, большей частью иррациональных. — Рихтер пристально посмотрел на Изабель. Она была вся внимание. — У искусства свои циклы и тенденции. Мода здесь меняется очень быстро. В одном сезоне в моде живопись, в другом — скульптура, а на следующий год все интересуются только гобеленами. Художнику подконтрольны только две вещи: свое творчество и выбор того, кто его представляет.

— И здесь появляетесь вы.

— Именно, — улыбнулся Джулиан. — При всей своей скромности я не премину напомнить, что являюсь владельцем самой престижной галереи Нью-Йорка. Позволяя мне выставлять свои работы, вы зарабатываете очки, которых вам нигде больше не получить. Нравится вам это или нет, мисс де Луна, однако место, где висят ваши произведения, часто гораздо важнее того, что они в действительности собой представляют.

Опустив руку в карман, Изабель нащупала чек, подписанный Филиппом Мединой. Рисунок был замечательным, она сама это знала, но где бы еще за него заплатили две с половиной тысячи?! Рихтер пользовался репутацией человека, который выручает большие деньги за произведения искусства. А Изабель нуждалась в деньгах.

Причем не только для того, чтобы платить за квартиру, за питание и так далее — нет, просто Изабель не оставляла надежды выкупить «Дрэгон текстайлз», и это желание только окрепло во время ее последней поездки в Барселону. От тети Флоры Изабель узнала, что здесь до сих пор вспоминают о смерти Альтеи и обвиняют в ней Мартина. Почему? Флора объяснила ей, что загадки не дают людям покоя, будоражат их сознание. Кроме того, при любых неполадках на текстильной фабрике рабочие честят Мартина на чем свет стоит. Сожалея о том, что с момента продажи «Дрэгон» Барбе дела на предприятии не клеятся, они считают, что смерть Альтеи каким-то образом вызвала разорение компании, а значит, во всем виноват Мартин. Для Изабель эта воображаемая связь между ее отцом и упадком «Дрэгон» послужила дополнительным аргументом в пользу выкупа фабрики. Естественно, для этого требовалось много денег, следовательно, внезапно решила Изабель, ей нужен Джулиан Рихтер.

— Если я соглашусь, чтобы вы представляли мои интересы, как это будет выглядеть?

Пульс Джулиана участился.

— Я буду продавать все ваши работы, а также заниматься рекламой выставок и связями с общественностью.

— Связями с общественностью? — засмеялась Изабель. — Какой?

— О, это очень важно, — возразил Рихтер. — Мы оба создаем образы, Изабель, с той лишь разницей, что вы их рисуете, а я леплю. — Он пристально посмотрел на девушку. — Я просто хочу, чтобы вы полностью обрели себя.

— И как же этого достичь? — с настороженным любопытством спросила Изабель.

— У вас испанское происхождение, вы говорите с легким акцентом. Вы выросли в Санта-Фе, городе с испано-язычным населением. Вот и разыграйте эту карту! — Он уже вошел в роль импресарио и, расхаживая по залу и экспрессивно жестикулируя, указывал Изабель на ее красное платье и серебряные украшения, незатейливую прическу и браслеты на руках. — Одевайтесь поярче. Носите браслеты и бусы. В общем, делайте то же, что и сегодня, только еще смелее.

На лице Изабель, однако, по-прежнему читалась растерянность. Джулиан спохватился: она еще слишком молода! Не надо ее пугать.

— Впрочем, до конца выставки забудьте о том, что я вам сказал. — Он улыбнулся, лукаво сверкнув голубыми глазами. — Если после того как мы узнаем друг друга получше, вы сочтете, что я именно тот, кто может вас должным образом представить, я с радостью возьмусь за это. Если нет — ничего страшного. Идет?

— Пожалуй.

По облегченному вздоху Изабель Рихтер понял, что не обманулся: эту художницу торопить не надо. Что ж, если она ему доверится, то станет знаменитой. Если нет — это будет величайшая ошибка в ее жизни.

Войдя, Изабель и Скай обнаружили, что банкет еще только-только начался.

— Что он делает здесь так рано? — удивилась Скай, кивнув в сторону Филиппа Медины. — Хотя, конечно, я рада его видеть — в его присутствии мое сердце начинает биться как сумасшедшее. — Она пригладила волосы, распрямила плечи и бросила на Медину небрежный взгляд. — Это же надо, симпатичный, умный, богатый — и все одновременно!

— Он купил один из моих рисунков, — тотчас сообщила Изабель.

— А ты мне не сказала!

— Как не сказала, что твой босс рекомендовал мне одеваться словно исполнительнице фламенко.

Прежде чем Скай успела ответить, в зал вошел Рихтер. В следующий миг он уже отыскал взглядом Изабель — свободное, без отделки, кремовое платье, распущенные волосы до плеч, из украшений только индейское ожерелье из раковин, из косметики только едва заметная губная помада. Надо отдать должное Рихтеру — на лице его не дрогнул ни один мускул.

— Вы прекрасно выглядите, Изабель, — произнес он, галантно целуя ей руку.

Затем, заметив четырех своих крупнейших покупателей, собравшихся вместе в первом зале, он пригласил корреспондента «Нью-Йорк таймс» снять Изабель и Филиппа Медину на фоне рисунка, который тот купил. Через полчаса все остальные рисунки тоже были проданы.

Об Изабель Рихтер заговаривал только тогда, когда его о ней спрашивали, повторяя свою обычную фразу о новых художниках: «Может, я и ошибаюсь, но вам наверняка понравится». Завсегдатаи знали, что ошибается он очень редко, так что к концу официальной части Рихтер сумел распродать половину работ Изабель и зарезервировать еще какую-то часть. Как он считал, все остальное разойдется за неделю.

— Должно быть, вы безмерно счастливы. Ваш дебют прошел с невиданным успехом. — Филипп Медина подал ей бокал шампанского. — Вы это безусловно заслужили.