До февраля - Шамиль Шаукатович Идиатуллин

дорогу или гулять там, где гулять не надо.

– И что?

– И всё. Я обыватель, Паш. И ты тоже. Нам такая романтика – «зарежут, пристрелят, маньяк нападет» – не грозит, пока «нормально делаем». Но если ты опять начнешь с текстами тормозить, то я тебе лично такие риски…

– Юль, ну что за фигня, – сказал Паша, сморщившись. – Как, я не знаю, бюргеры в тридцать седьмом году: нас это не коснется.

– В тридцать третьем, – поправила Юля. – В тридцать седьмом – это у нас. И тоже по группам риска шло. Партийные, заметные, зажиточные, «бывшие». И у них тоже: евреи, коммунисты, больно дерзкие соратники типа Рёма. А бюргеров реально не касалось, пока война не началась. Или ты снова скорой войны опасаисся?

– Да мы и в мирное время умеем лучше всех. Тот маньяк, здешний, – он бабок душил вообще-то.

– Я бабка? – спросила Юля. – Или ты бабка? Ну вот и не беспокойся пока.

– Бабку бы они, кстати, скрывать и не стали бы, – сказал вдруг Паша. – Бабок кто считает… Их сейчас косяками вымывает: ковид там, онкология, жара, падение уровня и прочее. Ментов не жертва беспокоит.

– Менты вообще не про жертву, а про преступника. А преступники, Паш, существа примитивные.

– Поэтому и не поймали тогда.

– Не поймали, потому что сами мудаки, почти гарантированно. Маньяк, Паша, это не высокоинтеллектуальный социопат. Таких только для кино придумывают, чтобы смотреть было не так мерзко. Настоящий маньяк – это вонючий жирноватый мудак или дрищ без мозгов. Когда мозгов нет, подсаживаешься на первое полученное удовольствие – и повторяешь его раз за разом. Один дрочит, другой квасит, третий по вене, а четвертый убивает – только потому, что в первый раз не поймали. Плюс классические предпосылки: в детстве ссался, животных мучил и поджигал всё подряд. Изучи вопрос хоть маленько, раз так тема увлекла.

– Ты-то откуда знаешь? – спросил Паша с недоверием.

– Я, Паш, вообще начитанная.

Паша показал лицом, что давно в курсе, снова проверил телефон и тоскливо сказал:

– Всё равно раскопаю, чего они там скрывают.

– Верим в тебя. Па-ша, Па-ша, ма-ла-дец.

Юля захлопнула ноутбук и зашуршала под столом, приступая к переобуванию.

– Ладно, спокойно поработать на благоустроенном рабочем месте сегодня не удастся, почапаю-ка я до хаты.

– Кстати, о благоустроенном, – сказал Паша, наблюдая за ее сборами – как всегда, ловкими и ладными. – Юль, чего ты здесь забыла?

– В смысле?

– Ну ты ж красивая, я не знаю, как звезда «Нетфликса»…

– Спасибо – не «Порнхаба», – проворчала Юля, застегнув сапоги и бегло обозначив с их помощью что-то эротическое.

Паша, сглотнув, продолжил:

– …умная как не знаю кто, работящая, характер хороший…

Юля, убирая ноутбук в сумку, осведомилась:

– Ты подкатываешь, что ли?

– Не, я серьезно. Почему ты не в Москве, не в Берлине каком-нибудь, не в Штатах?

– Языком не владею, как Моника Левински.

– Кто? – не понял Паша.

Юля посмотрела на него с жалостью и сказала:

– Правильно сказано: с вами и потрахаться не о чем.

– Не, ну правда.

– Тебе-то разница?

– Мне интересно. Это патриотизм или что?

– Прагматизм, скорее, – сказала Юля, застегивая пальто. – Ну и лень, честно говоря. У меня, конечно, полкласса в Питере, несколько в Москве, еще пара девчонок за бугром – Испания, Ирландия. Но они почти сразу после школы или универов рванули, а я как-то смысла не видела. Тут привычно, спокойно, мама-папа есть, климат здоровый: и зима тебе, и лето.

– И не думала совсем?

– Ну не дура же я. И думала, конечно, и девки подбивали, твоими словами – и тоже не про «Порнхаб», спасибо им. Но чот меня их опыт не убедил совсем. Ну, зарабатывают сильно больше, ну, Эрмитаж чуть ближе, ну, купаться могут круглый год. Но не купаются же, и в Эрмитаже реже меня бывают, а весь денежный гандикап на столичный коэффициент уходит: аренда квартиры, парикмахер, кафешки. В столицах продукты подешевле, а услуги подороже. Так на так получается. А мне и дергаться не надо. Мама опять же рядом.

– Это да, – сказал Паша задумчиво.

– Валить решил, что ли? – спросила Юля сочувственно.

Она уже стояла на пороге, застегнутая и готовая.

– Да куда мне.

– На «Порнхаб», – предположила Юля. – Имя себе сделаешь – и айда пошел трясти этими самыми пред заляпанными очами мировой общественности.

Паша протяжно выдохнул, но все-таки представил такую картину и сконфуженно ухмыльнулся.

– Вот, одно доброе дело на сегодня сделала, – сказала Юля. – Посеяла мечту в недозрелой головке и с чистой совестью бегу домой.

Она сделала ручкой и удалилась.

Паша улыбался, пока стук каблуков не стих, затем вздохнул и снова набрал номер Ани. Послушал заунывный сигнал, переходящий в сообщение о том, что абонент выключен или находится вне зоны доступа, и тоскливо сказал:

– Аньк, ну нафига ты потерялась, а?

Глава восьмая

Щелкнула дверь, щелкнул выключатель, упавший свет вырезал из сине-серого сумрака неровный многоугольник кухонного линолеума. В прихожей завозились, не очень мелодично мурлыкая: Софья разувалась и раздевалась, подпевая музыке в наушниках. Она прошуршала в комнату, швырнула, по звукам и по обыкновению, на диван рюкзак, ушла в туалет, совмещенный с ванной, там добавила мурлыканию громкости под плеск и журчание, очень долгие почему-то. Наконец они смолкли: видимо, Софья вынула наушники и опять зашуршала в комнате, переодеваясь в домашнее. Протопала, удивительно громкое создание все-таки, к кухне, щелкнула светом и вскрикнула.

Аня вздрогнула и съежилась, щурясь от света. За последний час она вздрогнула всего четыре раза – когда за окном разнесся визг тормозов, когда щелкнул замок двери, когда Софья бросила рюкзак на кровать и вот сейчас.

– Аньк, блин, фигли ты тут как зомбак в засаде?! – возмущенно поинтересовалась Софья, шагнула к табуретке и осела с громким «Уф-ф».

Аня сильнее обняла колени и попробовала еще глубже втиснуться в угол рядом со шторкой.

Софья рассмотрела ее и констатировала:

– Ладно бы не пожрала только, так и не приготовила ведь. За это будешь жрать что дадут.

Аня пошевелилась, но не нашла даже сил сказать, что ни есть не хочет, ни чаю. Просто опасливо наблюдала за тем, как Софья, не отвлекаясь более на соседку, в ураганной манере отваривает рожки и сосиски, производя при этом столько шума и суматохи, что хватило бы на немаленький коллектив популярного фастфуда. Это успокаивало.

Аня никогда не долетала до дома так быстро. Быстрее было бы разве что на такси, но, во-первых, не факт, во-вторых, денег особо не было, если не считать баженовскую карту, которую Аня пока считать не собиралась, а в-третьих и главных, сама идея добровольного замыкания в тесном салоне с незнакомцем заставляла задыхаться.

Поэтому Аня рванула пешком: почти вслепую,