Ребята Джо - Луиза Мэй Олкотт

Да, Дэн сидел в тюрьме, но он принял свою кару безропотно, ибо сознавал, что сам виноват в обрушившемся на него несчастье, и это тяжелое испытание должно было наконец обуздать его бешеный характер и научить его выдержке и самообладанию.

Удар обрушился на него именно в то время, когда Дэн был преисполнен лучших намерений и надежд и мечтал о начале новой жизни. По дороге он познакомился с молодым человеком и заинтересовался им, так как Блэр был на пути в Канзас, где жили его старшие братья. В «курящем» вагоне шла карточная игра, и молодой человек, которому едва исполнилось двадцать лет, утомленный длинной дорогой, не разбирал своих партнеров. Он был в отличном расположении духа и немного потерял голову от абсолютной свободы, господствовавшей на Западе. Дэн, помня свое обещание, не принимал участия в игре, но с интересом следил за нею и вскоре заметил, что двое из игравших — шулеры, решившие обобрать молодого человека, который неосторожно показал им хорошо набитый бумажник. Дэн всегда сочувственно относился ко всякому, кто был моложе и слабее его, а Блэр, кроме того, напомнил ему Теда. Этого было достаточно: Дэн немедленно взял его под свое покровительство и предупредил о кознях партнеров.

Все было тщетно. Приехав в город, Блэр сейчас же исчез из той гостиницы, где Дэн для большей верности с ним остановился. И когда Дэн узнал, кто приходил за ним, он сразу понял, в чем дело, и отправился на розыски, называя себя дураком, но в то же время не решаясь оставить неопытного юношу на произвол судьбы. Он нашел Блэра в обществе шулеров в одном из притонов и, заметив облегчение на лице юноши при его появлении, понял, что дело обстоит плохо.

— Я не могу уйти; я проиграл чужие деньги и должен их отыграть, иначе я не смею показаться на глаза братьям, — шепнул несчастный мальчик в ответ на увещания Дэна. Он обезумел от стыда и страха и продолжал играть, надеясь вернуть доверенные ему деньги. Заметив зоркий взгляд и решительный вид Дэна, шулеры смутились и дали своей жертве немного отыграться; упускать же ее окончательно они, конечно, не хотели. Но так как Дэн стоял на страже за спиной молодого человека, они зловеще переглянулись, что ясно означало: «Нам нужно избавиться от этого молодца».

Дэн видел их взгляд и насторожился. Он и Блэр были чужими в городе, а подобные люди не останавливаются перед преступлением, если легко спрятать концы в воду. Однако он не мог покинуть молодого человека и следил за каждой картой, покуда не заметил явную передержку и смело сказал об этом. Начался крупный разговор, в котором негодование Дэна взяло верх над благоразумием, и когда мошенник, выхватив пистолет и осыпая Дэна градом ругательств, отказался возвратить награбленные деньги, Дан вышел из себя и свалил его ударом кулака на пол с такой силой, что он ударился головой о печку и, обливаясь кровью, потерял сознание. Что произошло потом, не поддается описанию, но Дэн все-таки успел шепнуть Блэру: «Уходите скорее и молчите. Обо мне не заботьтесь». Испуганный и ошеломленный Блэр немедленно уехал из города совсем, а Дэн провел ночь в участке и через несколько дней должен был явиться в суд, где ему было предъявлено обвинение в убийстве, так как раненный им человек умер. Дэн был совершенно один в городе, и, кратко изложив все события, предпочитал больше не говорить, желая по возможности скрыть эту печальную историю от своих друзей в Пломфильде. Он даже не сказал своего имени, назвавшись Давидом Кентом, что он делал не раз и прежде в тяжелые минуты своей жизни. Развязка наступила быстро: ввиду смягчающих обстоятельств он был приговорен к заключению в каторжной тюрьме на один год.

Ошеломленный быстро наступившей переменой, Дэн сознал весь ужас положения, только когда железная дверь захлопнулась за ним и он очутился один в маленькой каморке, узкой, холодной и молчаливой, как могила. Он знал, что может одним словом вызвать мистера Лори к себе на помощь, но у него не хватало духа сообщить о своем позоре всем тем, кто возлагал на него такие блестящие надежды.

— Нет, — говорил он, сжимая кулаки, — пусть они лучше думают, что я умер. Да это, вероятно, так и будет, если меня долго здесь продержат.

И он, как пойманный лев, шагал по каменному полу своей камеры, изнывая от гнева, печали, раскаяния и возмущения. Иногда ему казалось, что он сойдет с ума, и ему хотелось биться головой о стены, лишавшие его свободы, в которой заключалась вся его жизнь. Первые дни он ужасно страдал, потом, утомившись, впал в мрачное отчаяние, которое было еще ужаснее, чем его первоначальное возбуждение. Смотритель тюрьмы был грубый человек, который всех восстановил против себя излишними строгостями, но священник относился к заключенным с глубоким сочувствием и добросовестно исполнял свои тяжелые обязанности. Он много времени посвящал бедному Дэну, но ничего не мог добиться от него и принужден был выжидать того времени, когда работа успокоит несчастного узника, а заключение смирит его гордую душу, которая молча выносила страдания.

Дэна поместили в щеточную мастерскую, и, сознавая, что в труде его единственное спасение, он работал с лихорадочной энергией, которая скоро стяжала ему одобрение начальников и зависть его менее искусных товарищей. Ежедневно он садился на свое обычное место под наблюдением вооруженного надзирателя. Всякие разговоры были запрещены. Единственный моцион составляли унылые переходы из камеры в мастерскую и обратно. Арестанты шли, держа руками друг друга за плечи и медленно волоча ноги. Молчаливый и мрачный Дэн кончал свою дневную работу, ел черствый хлеб и безропотно исполнял приказания, но глаза его так зловеще сверкали, что надзиратель заметил солдатам:

— Это опасный человек; следите за ним, он что-нибудь выкинет.

В тюрьме находились более опасные арестанты, закоренелые преступники и рецидивисты, готовые на все, только бы нарушить унылое однообразие своей жизни. Они вскоре поняли настроение Дэна и ухитрились передать ему теми таинственными способами, к которым прибегают заключенные, что при первом удобном случае в тюрьме готовится бунт. В день национального торжества, когда празднуется освобождение Америки, арестанты могли переговорить друг с другом, так как им разрешался час для общей прогулки по тюремному двору. Все должно было решиться в этот день насчет безумной попытки, за которую большинство, вероятно, поплатилось бы жизнью. Дэн также составил план своего побега, но отсутствие свободы сильно отражалось на его физическом и нравственном состоянии, и он день ото дня становился все мрачнее, озлобленнее.

Мысль о том, что он загубил свою жизнь, не давала ему покою. Он отказался от всех своих прежних надежд и мечтаний и чувствовал, что никогда не сможет показаться в милом старом Пломфильде, имея на руках следы крови. Убитый им человек не возбуждал его сожаления, но он сознавал, что позор тюрьмы никогда не изгладится из его памяти, хотя бритые волосы отрастут, арестантское платье легко заменится другим, а замки и решетки останутся далеко позади. «Все кончено, я сам испортил себе жизнь, и не стоит больше об этом думать. Перестану бороться и постараюсь получать удовольствие, которое мне еще доступно, все равно, где и как. В Пломфильде подумают, что я умер, будут по-прежнему любить меня и никогда не узнают, что со мной сталось. Бедная мама Баэр, она хотела помочь мне, но напрасно, ее сорванец оказался неисправимым».