Зима во время войны - Ян Терлау

Михиль подумал, что учитель преувеличивает, – он ведь уже сколько раз видел эти бомбардировщики в действии. Рокот мотора приближался.

– Срочно в укрытие! – крикнул командир Сопротивления.

Михиль отреагировал далеко не мгновенно, и менейр Постма вспылил:

– Ты что, не понимаешь, насколько это опасно? Если хоть одна пуля попадет в машину, разнесет полдеревни!

Бена ван Хирдена учитель тоже толкнул в одиночный окоп-укрытие.

– И не вздумай бежать! – рявкнул он. – Я держу тебя под прицелом.

Сам менейр Постма тоже прыгнул в ближайший окоп, а Михиль – в следующий за ним.

Учитель постоянно высовывался из своего укрытия, чтобы следить за пленником. Вот у них над головами пролетел самолет. Они присели ниже, но выстрелов не послышалось. «Спитфайр» исчез из виду. Михиль уже было хотел вылезти из окопа, но менейр Постма знаком запретил ему.

– Самолет может вернуться! – крикнул учитель.

И правда, пилот, по-видимому, заметил на земле что-то подозрительное. Он описал над деревней круг и на бреющем полете полетел над Привокзальной улицей. Когда этот жуткий, всё нарастающий грохот приблизился вплотную, Михиль и менейр Постма снова пригнули головы и съежились на дне своих окопов. Бен ван Хирден же решил, что это его шанс, и, выскочив из укрытия, припустил зигзагами по дороге. Менейр Постма хотел выстрелить в него, но отказался от этой мысли из опасения попасть в грузовики с боеприпасами. Однако все его предосторожности оказались напрасны: «Спитфайр» дал залп и попал в одну из машин. Раздался оглушительный грохот. Казалось, рядом с ними разверзлась земля. Как два свернувшихся ежа, лежали они в своих укрытиях. Просто поразительно, до какой степени можно вжаться в плотное дно ямы, если это потребуется. Две машины с боеприпасами взлетели на воздух – к счастью, те, что находились вдали от юноши и его бывшего учителя. В том месте, где только что стояли грузовики, образовались две огромные воронки. Поперек улицы лежало большое дерево. Два дома превратились в кучу строительного мусора. Разрушения были просто неописуемые.

Когда взрывы прекратились, Михиль и менейр Постма, оба бледные, вылезли из окопов. Бен ван Хирден сгинул в толще земли, от него не осталось ни клочка, который можно было бы похоронить.

Со всех сторон сбежались люди. Они стали разбирать дымящиеся обломки домов в надежде найти под ними выживших. Михиль хотел к ним присоединиться, но менейр Постма его остановил:

– Надо отсюда уходить. Спасателей здесь и без нас достаточно.

– Почему? Ван Хирден же всё равно никуда больше не денется.

– У нас с собой пистолеты. Если нас обыщут и найдут оружие, нам конец.

– Ах да.

И они пошли каждый своей дорогой: менейр Постма – домой, а Михиль – в убежище, чтобы вернуть пистолет и рассказать друзьям обо всём, что с ним произошло. Он всё еще дрожал после взрывов и пережитого напряжения, но в то же время испытывал огромное облегчение. Бен ван Хирден уже никому и никогда не причинит вреда. Но юноша устал – от опасности, волнений, страха и ответственности. Когда, ну когда же эта ужасная война наконец закончится?

В деревню вошли пять английских танков, двигавшихся впереди основных армейских частей. Семья ван Бёзекомов как раз сидела за завтраком. Мама первой увидела в окно, что по улице едут странные боевые машины. Они были не такие неуклюжие, как немецкие танки, их отличали бо́льшая подвижность и даже некоторая элегантность. На башнях сидели молодые парни в светлых гимнастерках и беретах, весело сдвинутых на сторону. Мама вскочила и закричала так громко, как дети от нее никогда еще не слышали:

– Освободители!

Из всех домов на улицу вы́сыпали люди. На многих были надеты оранжевые перевязи, в руках они держали красно-бело-синие флаги. Некоторые забирались на танки и обнимали солдат. Убежища, где долгие годы скрывались евреи и те, кому удалось бежать из концлагерей, а в последнее время и оставшиеся в живых английские пилоты, распахнули свои двери, и их обитатели вышли на свободу. Кто мог петь – пел, кто мог танцевать – танцевал, кто мог радоваться – радовался. Вдруг оказалось, что мрачная казарма стоит пустой и во всей деревне не осталось ни одного фрица: прошлой ночью они переправились через Эйссел.

В открытую заявили о себе бойцы Сопротивления. На рукавах у них красовались оранжевые повязки с буквами «ВА» – Внутренняя армия[34]. У тех, кто участвовал в движении Сопротивления всю войну, были усталые лица. Они держались скромно и делали только то, что требовалось. Зато те, кто присоединился к Внутренней армии лишь в самые последние недели, когда стало ясно, что война вот-вот закончится, охотно и в красках живописали свои подвиги всем, кто готов был слушать, и гордо маршировали по улицам. Еще они занимались тем, что разыскивали односельчан, заподозренных в хороших отношениях с немцами. Девушек, гулявших с немецкими солдатами, брили наголо. Мужчин сажали на руль мотоцикла и возили с поднятыми руками по деревне, после чего ссаживали около школы, служившей импровизированной тюрьмой. Туда их и водворяли. Некоторые действительно это заслужили, другие же хотя и не сражались против немцев из страха, но на самом деле никого не предавали. Схафтера тоже провезли по деревне на руле мотоцикла. И, как вскоре выяснилось, совершенно напрасно: оказалось, всё это время он скрывал у себя трех евреев. Как только это стало известно, его тотчас же освободили с извинениями.

Михиль пришел к нему домой, чтобы попросить прощения.

– Ты наверняка думал, что это я донес немцам о коппельском пароме, да? – беззлобно спросил Схафтер. – Ведь мы с тобой как раз в то утро разговаривали о переправе через реку.

– Простите меня, пожалуйста, – смущенно ответил Михиль. – Вы меня так подробно расспрашивали. И вообще все вокруг говорили, что вы якшаетесь с немцами… И мне тоже так казалось…

Схафтер кивнул.

– Я пустил этих людей к себе в дом еще в 1942 году. В какой-то момент стало ясно, что немцы о чём-то догадываются. Тогда из предосторожности я сделал вид, будто сочувствую новому порядку. Оказывал фрицам мелкие услуги, разумеется, самые невинные. И, конечно, никого не предавал.

– Так это не вы показали немцам, как доехать до дома Бертуса Тугоухого?

– Что-что? Не понимаю, о чём ты.

– Яннехин кто-то рассказал, что в тот день, когда забрали ее мужа, вас видели беседующим с немцами.

– А, вот что ты имеешь в виду! Они спросили у меня дорогу, потому что мы были знакомы. Хотели узнать, как проехать на Дримансвех. Разумеется, я показал, в какую им сторону. Они могли бы найти это на любой карте.

– Но скажите, пожалуйста, как же вы узнали, что это я опустил вам в ящик то письмо? – задал так долго мучивший его вопрос Михиль.