Князь Рысев 4 - Евгений Лисицин

нелепо и неестественно. У меня кровь застыла в жилах: если бы кто-то сказал, что игрушка может умереть, я бы рассмеялся глупцу в лицо. А сейчас видел печать погибели на кукольных лицах — будто они тащили за собой грязную бороду незавершенных игр и отчаянное желание из людских подобий получить право быть настоящими людьми.

Я почувствовал, как абилка «Взгляд мрачного жнеца» с проглотом отсасывает у этих малюток — они вызывали желание не встать ступором, а бежать со всех ног.

Они сошлись, словно две волны. Я и сам не мог сказать, чего ждал. Здравый смысл был непреклонен и крутил пальцем у виска, убеждая: лишь безумец в состоянии поверить, что едва понявшая суть своих умений девчонка сможет хоть сколько-то совладать с той, кто брала под свой контроль демонов.

Реальность смеялась над ней без устали, боясь надорвать животик. Взгляды девчонок встретились, еще чуть-чуть — и между ними проскочит молния. Они играли в гляделки, а я не видел, но почти шестым чувством понимал, что меж ними идет самая настоящая борьба. Там трещат от напряжения лбы, рвутся мышцы и надрываются в беззвучном крике глотки.

Муню окружили сразу четверо — неравная борьба норовила закончиться быстро и уж точно не в его пользу. Плюшевый, успевший превратиться в драное нечто рыцарь уже не мечтал о столь же бумажных драконах и розовых принцессах — он жаждал перемолоть меж швами несчастного противника.

Рванул к нему, словно тот разбил все его мечты.

Муня лишь с виду казался чем-то несуразным. Рыцарь захрустел под его напором, затрещал по швам — словно кровь, из разверстых ран рванул плюш: соломенный собрат рвал несчастного на глазах у его побратимов. Словно давая понять, что их всех ждет в ближайшем будущем.

«Машеньки» переглянулись, будто спрашивая у самих себя совета. Им хватило лишь мгновения, чтобы принять решение.

Не сговариваясь, они метнулись к нему в похожей, самоубийственной атаке.

Муня купился, а я слышал, как неприязненно Лиллит заскрипела зубами — как будто неудача была целиком и полностью на ее плечах. Первая «Машенька» извернулась, уходя из захвата, ударила соломенного солдатика по ногам — подарок умершего брата Лиллит нелепо вскинул руками, прежде чем завалился. Словно ошалелый, не успев коснуться земли, в необычайно ловком захвате он ринулся на противницу, врезался ей головой в живот. Кукольная ухмылка в тот миг показалась мне самому до ужасающего живой.

Сестрица «Машеньки», не ведая преград, в два гигантских прыжка оказалась у Лиллит. Фарфоровые ручки, широко расставив ладони собирались сжаться на шее пепельноволосой.

Я почти слышал жуткий, противный хруст. Хотелось зажмуриться, как маленький мальчик, и не видеть этого отчаянного, будто родом из фильмов восьмидесятых ужаса.

Мое тело отчаянно не желало поддаваться страхам. Силой воли я заставил себя оказаться на ногах, в один невероятно длинный, почти нечеловеческий прыжок сбил игрушечную противницу прямо в полете. Вместе с ней мы грохнулись наземь — маленькая поганка, будто осознавая, что провалилась, решила отыграться на мне. Болью отозвалась ушибленная рука — ее будто зажало в гигантских клещах. Отчаянно, не ведая пощады, ладошки стискивались на пальцах. Еще мгновение, пронеслось в голове, и хруст я все-таки услышу.

Мое тело оказалось тяжелее. Фарфор захрустел под моим весом, обращая несчастную в крошево осколков.

Словно кот, вдруг и нечаянно вклинившийся в чужую драку, я тотчас же оказался перед Лиллит.

Меня словно пронзило насквозь волной ее взгляда. Отчаянно хотелось обернуться. Еще чуть-чуть, убеждал меня здравый смысл, и я смогу увидеть что-то, неподвластное ни ясночтению, ни простому глазу.

Мироздание ответило за наглость головной болью, заставило рухнуть на колени — я лишь чудом не завыл. Мир перед глазами поплыл, стал ватным — мгла, столь долгое время прятавшаяся вокруг, теперь оголодавшими до крови акулами рванула ко мне, надеясь пеленой залепить глаза.

Слепну.

Мысль пришла вместе с обрушившейся на меня темнотой. Показалась одновременно жуткой и естественной — еще никогда в своей жизни я не испытывал такого равнодушия к случившемуся. Будто плавал в месиве чужих помыслов, повелений и приказов. Раскинь руки — и унесет волной…

Захотелось вырваться из тягучего, словно кисель, морока. Я чуял себя мухой, угодившей в варенье — окружение липло ко мне, оплетая нитями, затаскивая назад.

Нити.

Струны.

Я видел их неясно — в окружающей мгле они казались вытянутыми, неровными клочками пара. Дрожали от любого движения, будто боясь, норовили отпрянуть прочь, чтобы через мгновение проявить коварство. Отринув былые страхи, опутывали собой, пробуждая в недрах памяти образы, вороша смыслы помесью знакомых и одновременно чужих звуков. Мне казалось, что сейчас я в состоянии сказать, каков на вкус зеленый цвет…

Словно я был единственной добычей в их море непостоянства, они дрались меж собой за право обладать мной. Будто змеи, гипнотизируя друг дружку, раскачиваясь из стороны в сторону, награждали противниц злыми, стремительными укусами — клочья чужой воли лоскутами валились мне под ноги, а я думал лишь об одном: как вырваться из этого гребаного нигде?

Долго думать не пришлось. Первым, что я осознанно разобрал в какофонии кружащих надо мной звуков, это комариный, бьющий по ушам писк. Словно назойливый кровосос заприметил во мне свой поздний ужин и приближался, наращивая объемы.

Писк прервался звоном лопнувшей струны: будто кто-то оборвал мелодию чужой битвы. Дравшиеся вот-вот застынут в нерешительности, утратив чувство ритма и вопрошая у окружения — за что оно с ними так жестоко?

Меня как будто окатили жбаном холодной воды — захотелось вскочить на ноги и первым делом глазами отыскать нахала, посмевшего разыграть со мной столь злую шутку.

Хотя бы глазами, а там уж можно будет и кулаки пустить в ход.

Вита подсекла меня, словно рыбу. Черное, маслянистое, будто разлитые чернила, щупальце обвивалось вокруг моих ног, держа беспомощного меня вниз головой. Лиллит не выдержала чужого напора. Ментальный щит, который едва ли не по кирпичику возводил перед ней Муня, покрылся паутиной трещин, прежде чем лопнуть ворохом осколков.

Потеряв последние остатки сил, пепельноволосая девчонка рухнула, словно подкошенная. Из глаз, ушей и носа кровь хлынула потоком — несчастная, едва приподнявшись на руках, не смогла справиться с подкатившим к самому горлу рвотным позывом.

Получив удар, лишившись прежней задачи, Муня спешил к хозяйке — крохотные ручки оглаживали ссадины, вливая ману в заклинания заботы — кукольный массаж, словно губка, стирал и кровоподтеки, и царапины…

В нем не было той же жизни, что до этого я видел в куклах Виты или в той же Нэе — лишенный души, ведомый лишь заклинанием, он стремился исполнить заложенную в него маной программу, и ни каплей больше.

— Глупышки. — Вита ухмыльнулась. Крепкая на вид, усиленная демонической мощью, сейчас она взмокла до портков. Крупные капли пота катились по ее лицу, лезли в глаза, заставляли жмуриться — победа далась ей тяжело.

Она собиралась праздновать победу — не сейчас, позднее. Мгла поглотила Виту только для того, чтобы тут же ее явить из теневого сумрака прямо передо мной.

Черные, залитые тьмой глаза уставились прямо на меня, и я почти читал в них свою незавидную судьбу…

Глава 20

В кино все было бы стократно проще. Я бы сидел связанным по самые помидоры, где-то подо мной — голодная пропасть. Рядом возносится оружие судного дня, любимая женщина бьется в зловещей хватке заливающегося хохотом злодея.

Словно желая сказать, что в моей жизни все должно быть наоборот, мироздание лишь ширило ухмылку ироничной насмешки. Оружие тебе судного дня? Вместо него каменная, мало чем примечательная плита. Таких тут с пару десятков по всей округе валяется — беги к любой, не хочу.

Лиллит сидела, привалившись ко мне спиной. Уверенность, с которой она еще так недавно вступила в бой, сейчас испарилась, оставив ее один на один с жуткой действительностью. Слезы градом текли по щекам — утешение она находила в возможности всхлипнуть о нашей невесть какой участи. Ни ей, ни мне не улыбалось то, во что собиралась превратить нас Вита. Теперь я в полной мере ощутил, чего столь сильно испугались инквизатории и свыше. Девчонка умела не просто подчинять человека своей воле — ей было под силу заставить нас думать, что мы сами того хотим. Лиллит предавалась какому-то