Дикарка Жасмин - Бертрис Смолл

— Я готова быть твоей женой, господин, — прошептала она. — Теперь тебе не потребуются другие. — Дай мне твои губы, — попросил он. — И скрепим наш договор. — Он едва коснулся ее рта. — Ты молода, Ясаман. И так красива. Ты не можешь знать, как велико сейчас мое желание.

Он расстегнул ей блузку и снял ее. Полные груди поразили гладкой округлостью. Он заключил их в ладони, большими пальцами легонько лаская соски. Тихий вздох дал ему знать, что и в ней растет желание. Потом, расстегнув юбку, он позволил ей упасть на пол у ног, оставляя девушку обнаженной. Отойдя на миг, принц полюбовался на жену, какой ее создал Всевышний, и почувствовал, как шевельнулись складки его дхоти: страсть разгорелась и в нем.

Она безмолвно стояла, загипнотизированная взглядом его теплых карих глаз, лишь изредка вздрагивая, когда прохладный вечерний воздух касался кожи. А может быть, это его руки трогали ее плечи? Ямал-хан вновь привлек ее к себе. Она ощутила, как его пальцы разглаживали кругами кожу — вдоль по спине, вниз и опять вверх, чтобы дотянуться до лица. Минуту он сжимал ее голову руками, потом их губы снова встретились.

Ясаман с готовностью отвечала на поцелуи принца и руками в зовущем объятии обвила его шею. Этого она ждала всю жизнь. Рот стал горячим и нежным; его настойчивые, но мягкие прикосновения говорили о страстном чувстве. В дыхании мужа был привкус мяты, когда, повинуясь безмолвному сигналу, она разомкнула губы и их языки сплелись в эротическом балете, кружа и кружа в мире влажной чувственности. Ясаман глубоко вздохнула — желание поднялось в невинном восторге.

Довольная в его объятиях, она освободила мужа от дхоти, являя его естественный облик, и застенчиво, но все настойчивее стала ласкать его в ответ, похлопывая по спине и сжимая ладонями ягодицы. Дыхание перехватило, когда у бедра она почувствовала его уже напряженный член. Ее удивленные глаза горели рядом с его лицом.

— Я и не знала, что девственница может так возбудить мужа, господин, — произнесла она изумленно.

— Наверное, не каждая, но это безусловно, мой бутон жасмина, — ответил он. С улыбкой он взял ее на руки и понес в спальню.

— Ночная книга! Где моя Ночная книга? Без нее я не знаю, что делать, Ямал!

— Сегодня, — улыбнулся жене Ямал, — я научу тебя всему, что ты должна знать. Я научу, как наслаждаться страстью. А в последующие ночи покажу, как еще можно доставить мне удовольствие. Но сейчас к тебе придет радость, которую женщине может принести лишь любящий мужчина и которую, даруя, испытывает сам. Изречение из «Ананга Ранги» гласит:

"Какой тонкий инструмент женщина, когда на нем искусно играют; как способна к самой совершенной гармонии и разнообразнейшим способам любви, какое божественное эротическое наслаждение она дает». — Он опустил ее на кровать, лег рядом и принялся ласкать грудь.

Ясаман наблюдала, как он касается ее и как послушны его прикосновениям ее соски. В ней вновь закипел восторг, сердце переполнило грудь, которая горела в огне. Что это — любовь или желание, — она не знала. Но чем бы это ни было, оно казалось приятным.

— В Лахоре, в спальне женщины, которая дала мне жизнь, — прошептала Ясаман, — на стене выложена мозаика: в центре солнечных лучей круг из золота, красного и голубого, а в его середине стихи — первый из «Камасутры»:

"Когда придет в движение колесо любви, для него не существует законов». Кажется, я начинаю понимать, что это значит, Ямал.

Он снова — медленно и чувственно — провел пальцами по ее соскам, передавая ее телу ощущение удовольствия, потом спросил:

— Ты любишь меня, Ясаман?

— Я не уверена, что знаю, в чем состоит любовь между мужчиной и женщиной, — последовал искренний ответ. — В таких делах ты искусен, и потому я спрошу тебя: а ты меня любишь, Ямал?

— Должно быть, люблю, — отозвался принц после секундного молчания, — иначе побил бы за то, что ты продала женщин из моего гарема. — Его карие глаза блеснули.

— Может быть, и я тебя люблю, — проговорила девушка. — Ведь мысль об этой шлюхе Самире в твоих объятиях приводила меня в такое бешенство! — Она потянулась и страстно поцеловала его.

Сердце Ямал-хана подпрыгнуло в груди. Он полагал, что женился на красивой женщине, но, по воле Божьей, она еще и любила его. Ее безыскусное признание в своей яростной ревности подсказало принцу, что она его действительно любит, даже если сама не была уверена в своем чувстве.

Он, в свою очередь, поцеловал ее, стал покусывать губы, укрощая ее неистовство долгими глубокими поцелуями, которые заставили ее задохнуться от восторга.

Губы скользнули по чувственной коже, нашли ямку на шее, прошлись по натертой благовониями округлости плеча, спустились в ложбинку меж восхитительных грудей, ниже в долину плоского живота, который, казалось, затрепетал от жарких прикосновений.

Ясаман снова вздохнула. Ощущение его губ на коже было ни на что не похоже. Внутри росло до боли желание, которое могло убить, если его не удовлетворить. Чувство, возникшее между ними, отличалось от того, что она испытывала с Салимом, когда они воспроизводили картинки из Ночной книги. И вдруг она поняла, что они делали дурное. Что бы ни говорил Салим о страсти древних владык, это было дурно. Правильно — это. Она обхватила пальцами шею Ямала, ощутила его мягкую кожу: раньше она и не представляла, что у мужчин может быть такая мягкая кожа, прошлась рукой по черным шелковистым волосам.

Принц гладил ее мягкие бедра, совсем легонько нажимая меж ними. Сердце девушки бешено забилось. Она поняла, что хочет той сладостной близости, которая бывает между любовниками, и хочет отчаянно.

— Избавь меня от девственности, мой господин Ямал, — попросила она мужа. — Я вдруг испугалась неизвестности, а я не хочу тебя бояться. Возьми меня быстрее, чтобы рассеялись мои страхи и мы насладились друг другом!

Он понимал ее порыв, но в то же время знал, что первый опыт физической страсти не может ограничиваться болью, но должен принести радость:

— Верь мне, мой бутон, и я не сделаю тебе плохого, — прошептал он.

Повернув ее тело, Ямал-хан нашел ртом ее тайную драгоценность. Язык уверенными быстрыми движениями касался розовой плоти. Доводя жену почти до неистовства, он лег на нее, приготовившись войти в нее.

Обеими руками Ясаман взяла его член и стала его направлять, не сводя бирюзово-голубых глаз с его карих. Медленно, сдерживаясь, чтобы не вышло грубо, он проникал в нее, лишь на миг задержавшись, увидя в глазах боль.

— Нет! — выдохнула она, рванувшись вперед всем своим молодым телом, чтобы впитать его целиком, выражение боли уходило из глаз, сменяясь изумлением.

И тут он пришел в движение, словно стал скакать на искусно взращенной кобыле, временами замедляя свой бег, чтобы и она испытала удовольствие взрослых. В глазах Ясаман промелькнула радость, крик был полон только что родившегося экстаза. Он заметил это с восторгом и наконец дал выход собственной страсти.