"Попаданец" в НКВД. Горячий июнь 1941-го - Виктор Побережных

— Ничего, ничего, поучишься! Лишними знания и навыки не бывают! Нет, если ты, конечно, не хочешь заниматься, то да. Я освобожу тебя от занятий, и добро пожаловать под домашний арест, без права выхода из дома. Не хочешь? Тогда отставить разговоры, и на занятия! Бегом!!!

Вот и занимался я со всеми. В итоге даже нравиться стало. Даже рукопашный бой, на котором инструктор «Конь» долбил меня, как тренировочное чучело, но прогресс был (так говорили другие «груши» «Коня»). Кстати, «Конем» его прозвали за силу удара, говорили — врежет, как конь копытом… В процессе учебы оказалось, что я довольно много знаю разных «хитрушек» — спасибо книгам и Интернету! Во время занятий вспоминалось то одно, то другое. Приходилось бежать к «Баху» и рассказывать (он категорически запретил рассказывать такие вещи другим до его одобрения), а потом проверять это на практике. Кое-что из моих «откровений» оказалось чушью, но большая часть пошла на «ура». Иногда «Бах» долго чесал затылок в сомнениях, а иногда — не дослушав, несся на полигон, где отводил душу с разной взрывчатой гадостью. Один раз приезжали «люди в халатах» и вытягивали из моей многострадальной головы какие-то подробности, необходимые Сергею Петровичу. Короче, мне было очень интересно. Отравляли всё это только мысли о «шевелениях» вокруг меня. В попытке поговорить об этом я нарвался на приказ не забивать себе голову и на дополнительные занятия по ОФП и «рукомашеству». Через месяц такой жизни я почувствовал себя если не «рембой», то очень близко к нему. Посмеявшись над моими рассуждениями, «Бах» включил меня в сводную группу выпускников, сдающих экзамен. Экзаменаторами оказались коллеги из частей оперативного назначения и охраны спецобъектов, всего батальон. Как я понял, им тоже нужны тренировки, а на ком лучше тренироваться, как не на ОСНАЗе? Блин. Как же я проклинал свою самоуверенность! По результатам недельных учений я осознал, что из разряда «телят» за этот месяц перешел всего лишь в разряд «щенков». Нет, я не свалился и не хныкал! Мужики из группы тоже ничего не говорили, но я-то все понял! Поэтому, вернувшись на базу, попросил майора продолжить занятия. О своей работе с бумагами я и не вспоминал, до такой степени мне нравилось все, чем я теперь занимался. Так, «в трудах и заботах», пролетела зима.

Единственное, чего мне не хватало, — это присутствия Олеси. Чем больше я тосковал о ней, тем больше нагружал себя на тренировках. Я знал, что у нее все нормально (ее письма мне регулярно передавали, как и ей мои), но невозможность увидеть ее, прикоснуться, да просто поговорить выматывала очень сильно. Наконец, 20 марта, когда я с очередной группой готовился к прохождению полосы препятствий, меня вызвали к «Баху».

Войдя к нему в кабинет, я увидел сидящего рядом с ним незнакомого капитана, поэтому доложился полуофициально (наедине «Бах» очень этого не любил):

— Товарищ майор, вызывали?

Тот покосился на капитана и, улыбнувшись, ответил:

— Вызывал, вызывал, Андрей. Закончились твои каникулы, вот, за тобой приехали, — он кивнул на капитана. — Иди, переодевайся в свою форму и возвращайся. Лейтенант Петров умер, а старший лейтенант Стасов — вернулся!

В каптерке, куда в специальном мешке я сдал свою форму, возникла неожиданная проблема: форма стала мне мала! Гимнастерка трещала на груди и в плечах, а брюки отвисали на похудевшей заднице и сваливались без пояса. Старшина, заведовававший не только этой каптеркой, улыбаясь, успокоил меня:

— Ничего, ничего! У нас это не в первый раз, поэтому все есть. — С этими словами он достал мне новый комплект формы, подошедший мне идеально. — Удачи вам, товарищ старший лейтенант!

— Спасибо, старшина, и за форму, и за пожелание! — и направился к Сергею Петровичу. Тот, окинув меня оценивающим взглядом, сказал:

— Ну вот, теперь нормально. Как вижу, ты чем-то понравился «Хомяку», форму он тебе хорошую подобрал. Ну, давай прощаться, старлей. Надеюсь, что время, проведенное у нас, ты не считаешь потерянным?

— Да вы что? Товарищ майор! Как вы подумать такое могли?! Я вам так благодарен! — Аж задохнувшись от обиды, я не знал, что еще сказать.

— Ладно. Ладно, не обижайся. — Майор хлопнул меня по плечу: — Шагай, «Вредло», вас ждут.

Через полчаса, преодолев сделанную по моим советам «змейку», мы уже ехали в Москву на привычной «эмке». За рулем сидел сам капитан, который все косился на меня, а потом спросил:

— Познакомимся? Я — Орлов Юрий Викторович, новый сотрудник вашей, «мартыновской», группы. Можно просто Юра.

— Стасов Андрей Алексеевич, можно Андрей или «Вредло».

Тот, улыбнувшись, спросил:

— А почему осназовцы тебе такое прозвище дали странное?

— Да… — я досадливо поморщился. Полученное прозвище меня жутко раздражало, а на базе все тащились, называя меня только так. — Брякнул однажды, вот и прицепилось.

Вспомнив день обретения прозвища, я улыбнулся. Тогда я с очередным выпуском бегал по лесу от роты «конвойников». Нагрузили нас тогда по-зверски — мешки были больше нас размерами. На одном из привалов я, вспомнив старый фильм, брякнул, что, «судя по весу мешков, мы временно заняли должность лошади, а сокращенно — ВРЕДЛО». С того момента, отсмеявшись, ребята только так меня и называли. Когда я пришел к «Баху» с просьбой о замене прозвища, он сначала посмеялся, а потом, став серьезным, объяснил:

— Тебе гордиться нужно, а не возмущаться. Ты теперь стал своим. Обрати внимание — СВОИМ! Именно так, тебя приняли, можно сказать, в семью и дали «семейное» имя. Многие его не зарабатывали, а ты приглянулся. Так что иди, «Вредло». — И он расхохотался.

Да, хорошие это были месяцы, а теперь — опять к бумагам. Не хочу, а придется. Так мы и доехали до Москвы, болтая о всякой ерунде. Войдя в кабинет Мартынова, я с неким форсом козырнул и доложил:

— Старший лейтенант Стасов из командировки прибыл! — И заулыбался, увидев удивленный взгляд Александра Николаевича.

— Ну ты и кабан стал, Андрей! — Он обошел вокруг меня. — Мне говорили, что ты занимаешься со всеми, но такого результата я не ожидал. Молодец! — Он обнял меня, усадил за стол и продолжил: — Мы наконец-то разобрались с шевелениями вокруг тебя. Коротко говоря, немцы посчитали тебя доверенным лицом самого товарища Сталина и попытались собрать информацию о тебе и группе в целом. У них мало что получилось, но про группу они знают точно. Предателя мы нашли, но один ли он? Теперь продолжим нашу работу, но будем предельно внимательными и аккуратными. А теперь иди к ребятам, соскучились все по тебе, особенно одна дама!

Пулей долетев до нашего кабинета, я утонул в глазах любимой, а потом чуть не помер в объятиях чертова Зильбермана!

Интерлюдия. Москва, Лубянка, кабинет наркома внутренних дел, вечер 21.03.1942 г.

— Что можете сказать про Стасова? В первую очередь меня интересуют личные впечатления. — Берия внимательно посмотрел на майора Иванова. — Вы могли наблюдать его длительное время в специфичной обстановке, поэтому ваше мнение весьма интересно.