Главная роль 2 - Павел Смолин

разуму мир и покой, и, насладившись поздним обедом в компании начавшего терять самоконтроль губернатора — на спектакль идет как на казнь — я отправился в театр, смотреть запрещенную пьесу «В краях сибирских», о существовании которой я в прошлой жизни и не догадывался, а посему не знал, чего ждать.

Справки я через князей и Кирила навел — для местных премьера пьесы была настоящим праздником. Шутка ли — в первом сибирском театре ставят первую сибирскую пьесу! Понравилась она тогда почти всем — и прессе, и первым зрителям. Не в восторге были местные шишки, узнавшие в персонажах себя и нажаловавшиеся губернатору. Леонид Константинович посмотрел спектакль и запретил его.

Усевшись в первом ряду, я старательно отогнал цеховую солидарность — жалко Федора Федоровича Филимонова, автора пьесы, которого я усадил по левую руку от себя, и жалко актеров — они же впервые в жизни играли СВОЕ, а не классику. Судить нужно объективно.

Через полчаса решение было принято — ничего особенного в пьесе не было, но хорошо чувствовалась вложенные в нее как автором, так и актерами, любовь, старания, искренность и навыки. Кое-кого из персонажей я узнал и хоть сейчас мог показать пальцем — вон Гласный думы сидит, мрачнее тучи, несмотря на банные процедуры в моей компании. Вон купец Ухманов — большой любитель карточных игр и пьяница с большим вопреки этому состоянием.

Финальный диалог закончился, и выложившиеся как в последний раз — и он действительно мог бы стать последним! — актеры, стараясь скрыть напряжение на лицах, поклонились. Зал не спешил аплодировать — все ждали меня. Уже второй Августейший хлопок утонул в охватившем зал шуме, а губернатор начал потеть.

Актеры поклонились снова и покинули сцену. Воспользовавшись удачным моментом, ее занял я. Зрители без подсказок замолкли.

— Пьеса хороша, и я вынужден просить вас, Леонид Константинович, снять запрет. Крамолы здесь нет — если у нас можно показывать Гоголя да Грибоедова, значит и «В краях сибирских» сцены вполне достойна.

Аплодисменты разразились снова — эти я прервал поднятой рукой, улыбнулся, приосанился и продекламировал монолог Чацкого «А судьи кто?».

Леонид Константинович удар держал плохо — сняв фуражку, он раз за разом промокал платком лысину и лицо. Дочитав монолог, я поклонился — на правах актера могу себе позволить! — и не глядя на него отправился ночевать в гостиницу, по пути велев Остапу организовать переезд из губернаторского дома.

Посмотрим, к чему это приведет!

Глава 18

Первые плоды поданного мною сигнала о скорой опале Леонида Константиновича Теляковского явили себя еще до отбоя — я как раз диктовал Остапу плановое письмо Маргарите, в котором описывал прелести губернского города Красноярска. Будущая русская Императрица должна любить свою страну, и я собираюсь научить ее делать это правильно. Да, грязюка, но посмотри на храмы и провода электропередач! Все это, между прочим, за семь тысяч километров от твоего Берлина, в котором, конечно же, тоже не все объекты электрифицированы. Помимо фотографий храмов, столбов да симпатичных зданий, приложу по этим временам почти неприличную — сделали сегодня, на ней я выныриваю из Качи, демонстрируя прекрасно сложенный, подтянутый торс, спрятав остальное под водой. Чисто русский Аполлон!

Апартаменты класса «люкс» состояли из гостиной — с роялем! — двух спален: одна для слуг, вторая для меня, двух уборных — то же разделение, столовой и кабинета. В дверь последнего аккуратно постучали, и, получив разрешение, казак вошел и поведал:

— Ребенок пришел, с запискою неподписанной. Говорит — незнакомый господин в плаще и шляпе передать просили.

— Мальчик ушел? — спросил я.

— Никак нет, Ваше Высочество. Ежели будет на то ваша воля, мы «господина» живо найдем!

Это просто — нужно немного надавить на маленького посыльного, Красноярск же город маленький, значит «незнакомость» господина несколько преувеличена. Далее нужно будет надавить на господина, и, если он — не последнее звено в цепочке, повторять процедуру до победного.

— Давай записку, мальчика напоить чаем с пряниками, — велел я. — Искать пока никого не нужно.

— Слушаюсь, Ваше Высочество, — поклонился казак, отдал мне записку и ушел.

— Жалобы пошли, — догадался Остап.

— Робкие и анонимные, проверяют меня на честность, — кивнул я, сел на диван и развернул сложенный в четыре раза листочек.

«Ваше Императорское Высочество, прежде всего я бы хотел извиниться за то, что сие послание вы получите в позднее время и в обход установленного порядка. Молю Господа о том, чтобы ваши конвойные передали его вам. Дело, однако, не терпит отлагательств. Записка написана моею рукою, но за мною стоят многие пострадавшие от произвола Его Высокопревосходительства губернатора. Эти достойнейшие господа являют собою несомненных патриотов, всей душою радеющих за процветание нашей великой Империи и здоровье Его Императорского Величества. В их числе и ваш покорный слуга, чьему перу принадлежат эти строки…»

Надо будет после реставрации Челобитного приказа нормальный шаблон для анонимных и именных доносов установить, а то что это за образчик эпистолярности? Донос должен быть кратким и конкретным! Так, пропускаем дальнейшие заверения в лояльности царю, его потомкам и столичным властям…

«…Список принятых губернатором „подарков“, хотя мы предпочитаем называть их „взятками“, велик. Мы позволили себе собрать все свидетельства в единый список. Ежели мы не ошиблись в вашей любви к честности и справедливости, вы сможете отыскать этот список под кустом сирени на пересечении улицы Большой с Покровским переулком — он завернут в тряпицу. Вам нужен третий куст справа от скамейки».

Шпионские игры, блин. Кликнув казака, я отдал ему серию распоряжений:

— На пересечении Большой с Покровским переулком, под третьим сереневым кустом справа от скамейки, нужно отыскать завернутые в тряпицу бумаги. Перед тем, как подбирать, потыкать палкою подлиннее.

— А ну как ловушка, — кивнул конвойный.

— Верно, — одобрил я. — Далее отправь кого-нибудь пригласить подполковника Курпатова разделить со мною завтрак. Если мальчик-посыльный чай допил, приведи его сюда. Ежели нет — дай допить и приведи потом.

— Слушаюсь, Ваше Высочество!

В душе потихоньку зарождался азарт — губернатор это крупная дичь, и охотиться на нее нужно с толком и аккуратностью. «Список» из тайника, конечно, к делу подшит будет, но им одним обойтись нельзя — мало ли кто какие кляузы анонимно строчит? Анонимам веры нет — ежели человек за свои слова головою ответить не может, такого и слушать нельзя! Это то, на что мне непременно укажут, когда я пойду по инстанциям, но я так