Талисман власти - Личия Троиси

Как только он высунул нос наружу, ему показалось, что он снова задышал и почувствовал себя еще лучше, чем после ухода из Макрата. Всадник тихо летел верхом на Везе, пока вереница учеников медленно шла внизу. По мере того как они удалялись от столицы, ему казалось, что он выздоравливает. И его обязанности учителя виделись ему не такими утомительными.

Они часто останавливались, и Идо пользовался этим, чтобы дать краткие уроки стратегии, освежить знания, полученные юношами в Академии. Гном знал по своему опыту, что стратегия была предметом меньше всего изучаемым студентами, которым всегда хотелось подраться.

И он рассказывал своим ученикам о многочисленных боях, в которых участвовал, объяснял вопросы расположения войск и стратегии. Он стал находить это почти увлекательным, как будто переживал прошлое, испытывал странное удовольствие вспоминать о своих былых битвах. Юноши смотрели ему в рот и сосредоточенно слушали. Иногда кто-то издавал возгласы изумления или обращался к нему с вопросом. Идо начал привязываться к этим ребятам.

Гном подробно описывал врага, его войска, его воинов. Ребята слышали разговоры про фамминов и про огненных птиц, но это были те предметы, которые в Академии обходили молчанием, так как с этим предполагалось знакомить перед первым боем, который завершал начальный этап обучения.

Путешествие сопровождалось не только уроками с учениками. Наконец-то Идо мог начать свое обучение. Он с волнением думал о бое, который мог вскоре начаться, и все время ему вспоминался Пурпурный Рыцарь, который почти позабылся во время пребывания в Академии. Часто он уходил в лес, вместе с Везой, поупражняться, хотя на самом деле ему это и не было нужно. Его обуревала мысль о битве с Пурпурным Рыцарем и о том слове, который тот бросил ему в пылу сражения: «Трус!» Оно до сих пор звенело в его ушах.

Радость Ниал при виде Лайо быстро сменилась озабоченностью. У юноши был землистый цвет лица, перебинтованные руки, куртка — в крови.

— Что с тобой случилось?

Лайо улыбнулся:

— Это долгая история.

Первым делом Ниал подумала о том, что надо связать фаммина. Она чувствовала: от него исходят какие-то странные переживания, похожие на те, которые она ощущала рядом с камерами, в которых были заключены эти существа. Но сейчас эти чувства были более интенсивными. Она не могла понять, как это происходит, не могла понять, что фаммин тоже способен быть безутешно печальным и кротким.

Потом они сели перекусить, во время еды Ниал и Сеннар услышали всю историю Лайо. Оруженосец, не опуская ни одной подробности, с гордостью описал бегство из лагеря, переход через перевал, перенесенные пытки. По выражению его лица Ниал поняла, насколько он был горд тем, что наконец заслужил их восхищение, и заметила, что он часто обращался к Сеннару, как бы ожидая признательности. Наконец, Лайо заговорил о Враште.

— Лучше бы ты подлечил свои раны, — сказал Сеннар в завершение рассказа.

Лайо посмотрел на него и отвел взгляд, когда маг улыбнулся. Затем обернулся к Ниал:

— Ты разозлилась?

Ниал поколебалась, прежде чем ответить:

— Не знаю.

— Это не был каприз, — сказал Лайо, и Ниал отметила, что его голос перестал звучать хрустально-звонко, как прежде. Теперь это был голос мужчины. — Я хотел сам быть хозяином своей судьбы, поэтому так поступил. Я думал, что буду полезнее рядом с тобой, чем на базе или в каком-то другом месте.

— Однако… как ты осунулся… — прошептала Ниал.

— Я заплатил за свой выбор. В жизни всегда так бывает, — ответил конюший. Потом улыбнулся и ушел за Сеннаром.

Раны были не слишком серьезными, за исключением ранения плеча, — оно могло быть инфицировано. Но ран было много, и Сеннар с трудом их лечил. Когда маг закончил свою работу, Лайо спокойно прилег.

Затем Сеннар повернулся к Ниал, сидевшей рядом, у огня.

— Что ты собираешься делать с фаммином? — спросил он.

— Ничего нам не остается, как только убить его, — холодным тоном ответила Ниал.

— Ты не веришь в то, что сказал Лайо?

— Фаммины — машины для убийства, и ничего больше, — равнодушно ответила полуэльфийка.

Ниал почувствовала необходимость убивать с того момента, когда она покинула Сеферди, а теперь ей представлялась возможность удовлетворить это желание. Она увидела тело Лайо, когда Сеннар лечил его. Не было ни одного места на коже, которое не было бы избито кнутом или сожжено раскаленным железом. Из всех унижений пытка была тем, которое труднее всего перенести.

— Лайо привязался к этому существу, — заметил Сеннар. — Если бы фаммин хотел нас убить, не рассказал бы обо всем. Я знаю, что ты еще разъярена оттого, что мы увидели в Сеферди, но думаю, что тебе нужно поразмыслить…

Ниал остановила его, раздраженно махнув рукой:

— Ты сам отлично знаешь, что фаммины — враги.

— Однако этот спас жизнь Лайо, — возразил Сеннар.

— Да, чтобы прийти сюда и убить нас.

— Поговори с ним, — спокойно ответил Сеннар. — Допроси его и попытайся понять, чего он хочет, а потом решим, что с ним делать.

Ниал не удавалось заснуть из-за мысли о существе, находившемся рядом, поэтому она решила поговорить с ним этой же ночью. Она разбудила его пинком ноги, встала перед ним. Ее рука автоматически сжала меч, но она сдерживала себя, чтобы не убить его. Ее удерживали глаза существа: тоска, таившаяся в них и ощутимо исходившая от фаммина, не дала ей обнажить меч и отрубить ему голову.

— Нам надо поговорить, — сказала она.

Фаммин продолжал спокойно смотреть на нее.

Ниал села.

— У тебя есть имя?

— Врашта.

Ниал вздрогнула. Это было слово из заклинания запрещенного колдовства. Одно только слово заставило ее содрогнуться.

— Это — слово, которое Тиранно использует в своем колдовстве, — тут же объяснил фаммин. — У всех фамминов подобные имена. Чтобы они, когда их вызывают, подчинялись волшебству и не отказывались повиноваться.

— Так командиры отдают вам приказы?

— Да, — ответил Врашта. — Если речь идет об обычном приказе, фаммин еще может не подчиниться, но когда нас вызывают по именам, мы теряем эту возможность.

— Ты здесь для того, чтобы убить нас? — спросила Ниал.

— Я не хочу причинять зла Лайо, — ответил Врашта.

— Я отлично вас изучила, — кивнула Ниал. — Почти три года прошло с тех пор, как твои достойные сородичи пришли в мой дом и убили отца на моих глазах. Они развлекались, делая это. Я могу разглядеть радость от убийства, я видела эту радость в их глазах. Все вы такие: вы любите кровь.

— Я ничего не люблю. Мне нравится только то, что Лайо — добрый.