Соль этого лета - Эля Пылаева

— Не только вашей. Но и нашей. И мы тоже за Алёнку в репу дадим.

Разговор заходит в тупик.

— Короче, Мар. Твоя или нет? — тормозит он, разворачиваясь ко мне лицом.

Ну, прости меня…

Сжимая челюсти, положительно моргаю.

— Понял, отстал, — раскрывает обезоруживающе ладони.

А я чувствую себя виновато и хреново. А с хера ли?! Какие были ещё варианты??

Да, просто, дай мне это право открыто защищать тебя! Нас! И вся эта возня, которой ты боишься… Да я снесу это всë! Почему ты не веришь в меня??

Как ей это донести??

Возвращаемся к корпусу.

— Отбой! — смотрю я на время.

Издали вижу Рустама. Вернулся…

Ни спонсоры, ни кураторы не в курсе, что я отстранён. Он молчит, и я молчу.

Пацаны расходятся, напряжение спадает.

Засовываю в рюкзак спальник. Забираю ещё Ромкин. Стаскиваю из наших запасов пакет с зефиром, ликер, пачку сигарет.

— Мы на Солёное, — предупреждаю своих. — Если какой кипиш, звоните.

— Да всë нормально будет. Оторвитесь там как следует… — подмигивает Яшин.

Прищуриваюсь недовольно.

— Ну… В смысле… Романтической вам ночи, — смеясь, облизывает губы.

Закатываются глаза.

Ладно…

Что с них взять? При посторонних не комментируют, и то хорошо.

Надев рюкзак, иду к Алёне.

В холле вижу спину Рустама, как заходит в тренерскую секцию.

Черт! Не успел.

Дёргаю ручку двери. Заперто уже. Ключи только у тренеров. А ещё у Алены с Любой.

Захожу в секцию.

Рустам у дверей Алены. Она, обернувшись большим полотенцем, стоит с мокрыми волосами. Рядом с ним. Сбиваюсь с шага.

Она распахивает испуганно глаза, заметив меня.

— А Люба только в корпус ушла… — заикаясь выдаёт она, качнув отрицательно головой.

Да, пиздец!

С возмущением смотрю на них.

Протискивается мимо Рустама, закрывая перед его носом плотно дверь.

Мы встречаемся взглядами.

— Ты не слышал? — презрительно дёргает бровью.

— Я подожду! — толкаю Любину дверь.

Захожу внутрь. Оставляю дверь открытой.

— Аленушка, можно? — стучит к ней в дверь.

Раздраженно толкаю кулаком стену. Я не могу так. Не могу. Не могу!!

Но, видимо, «нельзя». Уходит к себе.

Короче!

У стены две ракетки от бадминтона. Забираю одну. Без стука тихо врываюсь к Алёне.

— Мар! — возмущённо хватает полотенце, прикрываясь.

Вставляю ракетку в ручку двери, другой, широкий конец, втискиваю за шкаф. Теперь снаружи никто не откроет.

Алёна растерянно поправляет волосы.

Сгребаю в объятия.

— Я накосячил.

— Как?? — испуганно вглядывается в глаза.

— Не важно. Просто прости меня сразу и всё!

— Тарханов…

Сминаю еë губы поцелуем. И не отпуская, целую до тех пор, пока не прекращает вырываться.

— Прости-прости-прости…

— Что-то серьёзное?

— По мне так — ерунда!

— Ну, говори уже, Мар.

— Нет, — улыбаясь, целую еë лицо. — Я тебя боюсь. Сначала — прости.

Вздыхает, обнимая меня в ответ. Рисует пальчиками по затылку. Простила…

— Потом расскажу.

Вырубаю свет. Открываю окно.

— У нас сегодня свидание. Пойдём.

Спрыгиваю с окна. Алёна выглядывает.

— Иди ко мне.

— Высоко…

— Прыгай, я поймаю.

Какой пьянящий ликер. Какой пьянящий мальчик с горящими глазами и наглыми руками!

— Какие тебе сигареты, Тарханов?! Дай сюда… — пьяно бормочу я, забирая прикуренную из его губ.

Он смеётся, падая на спину.

— Тебе ничего нельзя. Мы тебя на пик… Как её? Пик формы поднимаем. А ты тут устроил… гульки ежедневные!

— А тебе можно?

— А я… А мне можно, — делаю глоток ликёра. — У меня секс… Тьфу… Стресс! — закрываю ладонью глаза.

— Аха-ха-ха!

— Тихо! — запечатываю ладонью ему рот. — Не хватало ещё с местными пересечься.

Вечный конфликт!

— Я не боюсь.

Заваливает меня на спину. Наши тела солёные на вкус после купания. Но поцелуем он не ограничивается.

— Нет… Нет… Нет… Я больше не могу, Мар.

У него опять стоит! Словно полчаса назад ничего не было. А до этого ничего не было по дороге сюда, где он, словно читая мои сны и фантазии, втрамбовал меня в стену, задрал юбку и… жадно и нетерпеливо не отымел.

Требовательные губы кусают меня за шею, снова кружа голову.

— У меня уже всё болит… — шепчу ему.

Как я буду ходить завтра после его «марафона» во всех позах, я не представляю!

— А я тебя пожалею… — спускаются губы по моему телу вниз, впиваясь сначала — в грудь, потом — в живот, потом — в лобок, потом…

— Ммм… — зажмуриваюсь я, вздрагивая от теплоты его рта.

Наше дыхание снова рвётся, заполняя тишину.

Я не балованная ласками. Эти ощущения для меня практически новые. И очень смущающие!

Сжимаю губы, чтобы не стонать в голос как шлюшка. Но он хочет «громко», я помню. И впивается зубами в моё бедро, подхватывая меня под коленку и раскрывая.

С воплем выгибаюсь.

— Будешь молчать, всю искусаю! — угрожает мне возбуждённо, щипая меня губами за самые чувствительные места.

Стоны вырываются вместе с дыханием. Попробуй отмолчаться в его руках. Пальцы присоединяются к губам, входят, вдавливаясь в самую чувствительную точку. Несколько уверенных пошлых рывков внутрь, и я выгибаюсь, забывая про стыд и смущение от яркого оргазма.

Обнимая, ложится лицом мне на живот.

— Боже, откуда такие навыки? — подозрительно бормочу я, пытаясь отдышаться.

— Ой, да ладно…

Его руки продолжаю тискать меня, ритмично и нетерпеливо сжимая.

— Порнухи валом, только кретин не въедет…

Ох, да — лучше бы ему умолчать о своих похождениях! Их было много, я не наивная дурочка. Разговор об этом меня бы ранил. Обещаю себе не спрашивать его про такое никогда.