Хитрец. Игра на Короля - Дана Юмашева

Никто не ответил, и лишь Унемша Гатадрис, потерев правый глаз, на котором от напряжения лопнул крошечный сосуд, задумчиво произнесла:

– Они так боготворят рождение… Но я предпочла бы никогда не появляться на свет. Жизнь – слишком сложная задача. Ибо приходится рождаться, чувствовать, болеть, а потом и вовсе… умирать.

– Да, последнее бывает особенно занимательным, – откуда-то из глубин библиотеки отозвался Васбегард. Чародей нашел внезапно книгу с чертежами магических установок, и непонятно было, схемы он имел в виду или утверждение Гатадрис.

После слов Чьерцема начатый с грехом пополам разговор прервался: никто не желал ввязываться в глубокие философские искания. Вместо слов мы терпеливо слушали шелест бумаги, который становился все громче; мы ускоряли свои движения, и те становились отлаженнее. Искали везде, искали судорожно и нетерпеливо. Внешне все мы выглядели бесчувственно, но при желании могли бы долго спорить на предмет того, чьи мысли были отрешеннее.

Неожиданно всеобщее молчание растревожили громкие восторженные возгласы. Ядовитые маги отняли от чтения красные, слезившиеся из-за усталости и магической абстиненции глаза и повернули головы на звук.

– Посмотрите, что здесь написано! – завопила Унемша Гатадрис, радостно подпрыгивая над томом с пожелтевшими страницами. – Вы только посмотрите!

Главная чародейка Одельтера, окруженная прежде башенками из книг, оказалась проворнее нас всех. За долю секунды она очутилась подле найденного Гатадрис фолианта и подхватила его длинными тонкими руками.

Разгадка, кажется, оказалась совсем рядом. Ведь чем дольше чародейка вчитывалась в указанный отрывок, тем сильнее трясло ее мелкой дрожью. Я заглянула ей за спину: книга была написана на каком-то забытом диалекте староодельтерского. Видимо, Унемша, обязанная по долгу службы владеть многими языками, прежде с легкостью разобрала отрывок.

Архимаг же читала медленно, вдумчиво. При этом не могло быть ни единого сомнения в том, что она знала мертвое наречие лучше, чем кто-либо из нас.

Наконец Первая чародейка закончила и, перевернув страницу назад, устремила на нас взволнованный взгляд.

– Если бы мы только знали, что искать следует здесь!

Она заложила нужную страницу пальцем и, закрыв книгу, выставила ее обложку на всеобщее обозрение. Это был никому не известный труд «О светочах эпохи темной позорянец[39] слово молвит». Чьей руке принадлежал фолиант, так и осталось для нас загадкой: имя автора, пожелавшего некогда оставаться анонимным, давно уже поглотили зыбучие пески времени.

– Биография величайшего мансурского чародея Хафиза М'хаарта, – объявила Архимаг. – Книга третья, «Северный период». Интересующее нас явление начинается здесь: «…мудрец, у кого сами властители великих держав совета испрашивали и за которым посланцев откланивали, владел десницей оморочной: одни молвили, будто в лазурит оправленной, вторые – пламенем опаленной, третьи – слизью да чешуей покрытой, но во едином они сходились. Мог он исцелять страждущих да наказания учинять ученикам нерадивым своим и заблудшим душам, к искуплению не способным…»

Так голосом Архимага из глубин истории неизвестный очевидец рассказывал нам о том, как мансурский чародей Хафиз М'хаарт, «великий мудрец пустынь», наказал предавшего его ученика, Гастиюда, лишив его магических способностей.

Неожиданно взор Первой чародейки потух, и женщина, впервые забравшаяся так далеко по строчкам, поджала губы.

– Избавьте меня от необходимости зачитывать все то, что творилось после! Я могу назвать симптомы, возникшие у несчастного после лишения способностей. Все схоже: слабость, разрушение внутренних органов… Ученик умер через два года после наказания.

Говорят, приятные чувства сильнее тех, что несут в себе скорбь и разрушение, – но в тот вечер мы отчетливо видели в глазах друг друга обратное. Какое-то время, те страшные секунды, мы были совершенно беспомощными и не могли ничего ответить.

Страдание побеждало.

– А вдруг нам остались какие-то крошечные два года: один и еще один? – сдавленно прошептала Кайхесши Таш'Таэтт и прикрыла веки, чтобы никто не заметил, как под ними собрались слезы.

И тогда Матье Деверо вдруг совершил непостижимую для одельтерца вещь. Подойдя к Кайхесши, он обнял ее отцовским движением за плечи.

– Будем же спокойны! – упавшим голосом уронила Архимаг. – Я не знаю ни одного случая, когда паника диктовала бы правильные решения.

– Верно! – деловито изрек Теаре, тряхнув буйными молодецкими вихрами. – Необратимой магии нет. Мы сможем вернуть все назад.

– Или убить виновных, – негромко сказал Матье.

Ее Светлость тут же послала за Таффуром Вахэйлем и Хелиншем Хасте, великодушно оставивших рыскания в Архиве «на отыгрыш более юным и пытливым». Когда они вскорости прибыли, Архимаг зачитала отрывок заново, – и для тех, кто слышал его раньше, это оказалось серьезным испытанием.

– Не думаете ли вы, что достоверность сего творения может вызывать недвусмысленные нарекания? – спросил первым делом Вахэйль. – Это определенно не академический труд.

– Верно, – ответила Первая Чародейка. – По основной версии, М'хаарт никогда в жизни не путешествовал на север. Однако некоторые теоретики все же представляют доказательства того, что в конце жизни он провел в северных землях около пяти лет. И теперь можно догадаться, почему такие мнения не брались в расчет! Никто не должен был узнать о том, что М'хаарт мог учинять неугодным ученикам! Ведь способности мага считаются божественными и неотчуждаемыми… И мы могли потерять это знание.

Найденный рукописный труд, вне сомнения, необходимо было проверить на достоверность. Однако внутреннее чутье Архимага подсказывало ей, что напрасно искать здесь подвох. Оставалось только понять, мог ли М'хаарт отсоединять от Пульсара нескольких человек сразу.

Точного ответа никто не знал, и потому разразился спор.

Ядовитый маг Хелинш Хасте, не видевший смысла в бесполезной полемике, не мог стоять без дела, а потому поднял внушительную стопку ненужных книг, чтобы отнести их на место в другое отделение библиотеки. Он уже почти скрылся из виду со своей тяжелой ношей, когда мы услышали из-за спин его звучный голос:

– «Оморочная десница»! Разве вас это не смущает?

– А чем же это может быть? Слияние руки с неким… артефактом? – рискнула предположить я.

– Ни в коем случае, – вынырнув из диспута, произнесла Первая чародейка. – Думаю, это иллюзия или просто олицетворение его сил. Предметы не могут дать настолько большой силы магу, ибо маг вкладывает в них свои способности, а не наоборот. Потому самые сильные чародеи не используют артефакты. Сама по себе деревяшка ничего не может, как ничего не может железяка.

– И даже серебряшка не может, – с крайним презрением добавил Лекильм.