Последние стражи Аарона - Мира Драгович

думал он, захмелевший и напрочь забывший о девушке с янтарными волосами и красивым вырезом платья.

Мириам почти не притронулась ни к меду, ни к еде. Необычайно молчаливая, она лишь улыбалась колкостям Локхартов. Ивэн заметил, что Райс не сводит с нее взгляда также, как и он сам. Быть может, именно поэтому она предпочла излишне внимательно изучать содержимое своей чаши.

В самом центре таверны мальчик в расписном жилете запрыгнул на длинный стол, сбив несколько блюд, и помог подняться девчушке, придерживающей юбки. Когда она пнула сапожком чью-то мешающую чашу, раздалось только одобрительное гудение и смех. В ее руках был бубен с алыми лентами, в руках мальчика — флейта.

Он северный лорд, упрям и зол

И бой его отрада

Двуручный меч и серый камзол

И море не преграда

Горячим сердцем, твердой рукой

Он защитит свой замок

Хоругвь поднимет над собой

И враг придет в упадок

Голоса гудели нестройным хором, но Ивэн разобрал слова незамысловатой песни.

— О ком они поют, Мириам? О Моргане? — его осенило и он ухватился за руку девушки, ожидая ответа, но она вдруг грубо освободила свои пальцы, чтобы зажать ладонями уши.

— Это дрянные стихи, Мириам! Здесь я согласен с тобой, — ухмыльнулся не подозревающий ни о чем Райс.

Он, в отличие от Ивэна, еще не видел девушку такой, ведь его не было с ними в лесу в ту ночь, когда на их пути встретился старший из сыновей умершего короля.

Она, немного оправившись, наклонилась к уху Стейна. Тот, расслышав ее слова, молча кивнул в сторону кухни. Ивэн опомниться не успел, как девушка стиснула его руку, и потянула за собой.

— Сидите здесь и не высовывайтесь, — приказала она дочке хозяина таверны и его жене, оказавшийся у печи. Резко и слишком громко она захлопнула тяжелую деревянную дверь.

— Ни дня без драки, — пробормотала хозяйка. — Попереубивали бы они уже друг друга! Еще и это проклятое морячьё!

— Ивэн, помоги мне, — Мириам, не обращая внимания не ворчание хозяйки, ухватилась за огромную деревянную бочку.

— Осторожнее, руалийка! — цыкнула на нее женщина. — Разобьешь бочку, будешь сама солить мою капусту, а?

Юноша хотел было ответить ей что-то грубое, но она замолчала сама, как только он взглянул на нее. Обе, хозяйка и ее дочь, только сейчас как следует разглядели его.

— Оставайтесь здесь, что бы ни случилось, — повторила Мириам им, все еще ошарашенным, когда Ивэн помог ей справиться с бочкой, под которой прятался лаз.

Спустившись вниз, и оказавшись в полной темноте, они оба услышали, что женщины вновь прикрыли его.

Городская таверна. Дагмер

Оставшийся в таверне Стейн шепнул на ухо старшему сыну одно лишь имя. Тот, нисколько не захмелевший, осушил чашу до дна и громко ударил ею по столу. Они оба осмотрелись. Этой ночью столы оказались полны моряками, истосковавшимися по сытной стряпне и вину.

— Непрошеных гостей следует встречать у порога. Так, отец? — проговорил Райс, растолкав задремавшего над кружкой брата. — Анна хвастает, что твои руки никогда не дрожат, и что иглой ты орудуешь получше, чем придворная швея. Может статься, я и проверю.

Стейн готов был поспорить, что разбуженный Роллэн не понял ни слова, и пожалел, что поддался на уговоры Райса взять его с собой.

Двое из Локхартов встали у двери, третий — остался сидеть на скамье и глядел на брата, поднявшего над головой сжатый кулак. Слова угасали и шипение стали, покидающей ножны, звучало куда громче их. Капитан «Неопалимого» слышал, как его люди один за другим собираются за его спиной.

— Хах! Чтоб вам треснуть! Прилипли к скамьям своими костлявыми задами, — пробубнил кто-то из горожан. — И мой меч с вами, лорд Стейн! Эти олухи только на палубе драться и умеют. Что с них взять?

Роллэн глядел на них и не верил глазам. Все, кто только был способен держать оружие, встали за спинами его отца и брата. Даже мальчишка музыкант достал из рукава короткий нож. Никто из них не знал, с чем им предстоит встретиться. Они поднялись только потому, что того хотели Локхарты, в которых не было и капли общей крови. Капитан Райс был найденышем, сыном погибшего в бою стража, но Стейн, Лив и их дети стали его семьей, и Роллэн всегда думал про него, что тот Локхарт больший, чем он сам.

«Что бы там ни было, пусть лучше проходит мимо», — мысли молодого лекаря были тяжелыми и вязкими, и он до боли сжал кулаки, изо всех сил стараясь прийти в себя.

Но дверь распахнулась, как бы сильно он не желал обратного. В таверну вошел молодой мужчина и две женщины, одна из них была несколько старше. Все трое — черноволосые северяне, в чьих волосах запутались крупные хлопья снега. Роллэн сразу узнал мужчину, старшая из женщин напомнила ему ведьму, наложившую чары на Моргана Бранда, но он не был уверен в этом. Гален Бранд не вызвал в нем никаких сомнений — его злые, колючие глаза можно было узнать из тысячи других. Он безразлично осмотрел таверну и стряхнул снег с плеча рукой, затянутой в черную перчатку.

— Я не ждал такого приема, господа. Право слово, — проговорил он равнодушно.

Если кто-то из мужчин, дрогнул, то не выказал вида. Молодая женщина белокожая, с тонкими чертами лица и черными, как ночь, ресницами, подалась было назад, но Гален велел ей остаться одним лишь жестом.

— Ты не должен находиться здесь, Гален, — Стейн говорил холодно и тихо. Его голос вобрал в себя столько усталости, что был едва слышим.

— Я узнал о смерти отца и малодушно хотел заглушить скорбь горячим вином, милорд. Я знаю, что мне не дозволено, но боль утраты велика.

— Уходи. И забирай своих ведьм, — вмешался Райс, заправляя большие пальцы за кожаный пояс, обернутый вокруг его длинного капитанского кафтана. — Лицемер.

— Вор и убийца будет указывать законному наследнику Дагмера? — тонкие губы искривились в жуткой колкой усмешке.

— Ты отступник, предавший отца и свой род, — спокойно возразил Стейн. — Ты не Бранд. О каком законе ты говоришь?

— Вы изгнали меня. Ты, милорд кузнец, и мой дражайший дядюшка. Я лишь принял вашу волю, — Гален шарил глазами по толпе, желая запомнить каждое лицо.

— Тебе неведом стыд? — старший из Локхартов скрестил руки на груди. Ложь отступника была неуклюжа, и он не счел возможным, что кто-то поверит ему. Не допуская сомнений, он сделал шаг вперед, оставаясь холодным и твердым.

— Убирайся отсюда, ты, безбожный ублюдок! Здесь никто не желает смотреть на то, как ты исторгаешь словеса!

Команда поддержала