Тайный монах - Валерий Макеев

— Шутишь?

— В каждой правде есть доля шутки!

Несколько дней Серж ходил вокруг меня, как неродной. Я не стал его провоцировать. Захочет — сам все расскажет. На пятый день нашего путешествия в рай, он как-то по-ленински подняв одну руку в направлении пика Глория, (а во второй почему-то смяв свою спортивную кепку), произнес:

— А вот это место съемок одной из серий фильма про агента 007 «На службе ее королевского Величества».

Я как-то внезапно осознал, что если это и рай, то он земной, а за все земные радости непременно нужно платить. Тем более в стране, где так придирчиво ведут счет всем земным деньгам.

— Серж, а скажи, сохранилась ли в Берне Цветочная улица, на которую направлялся профессор Плейшнер из сериала «Семнадцать мгновений весны»? — не желая покидать райскую иллюзию, сидя в ресторане-вертушке на пике Глория, допытывался я у своего приятеля.

Серж удобно устроился напротив меня. Мы наслаждались панорамой гор, вращающихся вокруг нас…

— Этот вопрос почему-то волнует всех наших туристов, которые прибывают в Берн. Нет, такой улицы нет, да и не было никогда. И не надо винить писателя за внезапно обнаруженные нами несоответствия вымышленных им образов с реально существующим миром. Хотя все относительно, ибо для нас всех, кто воспитывался на отечественном классическом кинематографе, Цветочная улица, пожалуй, останется дорогой для сердца реальностью.

Я был спокойным, как горный пик. Тем временем, Серж сидел со странным выражением лица человека, который вспоминает леса, глушь и пустыни зрелости. Через секунду молчания он продолжил:

— Тем более что для многих наших соотечественников прибытие в Берн для сравнения воображаемого с действительностью является заоблачной мечтой.

Легкий вздох вырвался из его рта, как пар из чайника.

— Всегда нужно оставлять в своем сознании место для мечты. Мечты — не иллюзии, имеют шанс сбыться, — не смолчал я.

Серж своими движениями напоминал ящерицу. Заметная неподвижность вдруг менялась всплесками активности и быстрыми кивками головы. Вот и сейчас мой друг среагировал мгновенно, добавив своим словам ускорения фирменным кивком головы:

— Безусловно. Для создания ощущения счастья мечты иногда должны сбываться. Причем, лучше, чтобы еще при жизни.

— «Жизнь коротка и путь мой труден», — процитировал я вдруг в своем переводе строку стихотворения, что ворвалось в память. Хотелось продолжить эту игру в хождения вокруг да около. Тем более, настроение сложилось соответствующее. Но мне помешал услужливый улыбающийся официант, принесший нам наш заказ в керамических горшках.

— Ты что, решил меня удивить жарким? — эти горшки до боли напомнили мне знакомое блюдо советских столовых.

— Нет! — мой друг демонстрировал сияющую швейцарскую улыбку, которая подтверждала класс дантиста, обслуживающего Сержа.

— Нет?

— Это фондю — фирменное швейцарское блюдо из сыра. Но здесь есть своя местная специфика. Тертый сыр растапливают в вине, и дают этой смеси закипеть.

— Ну, вот тебе и рецепт долголетия — вино с альпийским сыром. Я где-то читал, что долгожители в горной части Грузии до ста лет пьют вино.

— Швейцарские ученые проводили исследования и обнаружили, что через два поколения ожидаемая средняя долгота жизни в успешных обществах при сохранении современных тенденций может достигнуть ста лет. Через шестьдесят лет все изменится, и столетний юбилей будет таким же рядовым событием, как покупка билетов на автобус.

Ящерица в лице друга замерла и стала уделять внимание еде.

Я ощутил назойливое постукивание в виски. Это была пробужденная бдительность, усыпленной швейцарскими пейзажами и дружеской болтовней. Очевидным казалось предположение, что фирма Сержа принимает меня за свой счет явно не для бескорыстного любования прекрасными пейзажами и не для предоставления первых уроков начинающим горнолыжникам. Скорее всего, речь снова шла о вопросе продления жизни, в чем я пока мало что смыслил. От этих мыслей меня обдало жаром. Я будто вдруг вспомнил об оставленном дома включенном утюге. Покой обрушился, как лавина с горного пика.

По идее, на этой трёхтысячной высоте, где снег тает крайне редко, от перепада температур между огнем моих щек и воздухом, окружающим ледники, должно было образоваться густое облачко пара. Наверное, я переоценил свою значимость с точки зрения невозмутимых ледовых вершин. Окружающая среда не разродилась ни паром, ни туманом, ни, тем более, громом или молнией. Вслух я ничего не сказал, только пожал плечами. Может у меня спина зачесалась. Очень удобный жест, который ни к чему не обязывает. Каждый поймет, что такое внезапный зуд.

— Судя по твоей информированности, Сергей, ты сейчас занимаешься проблемами долголетия?

Серж, очевидно, не уловил моих переживаний, и невозмутимо, но уже совсем по-деловому, продолжил:

— Каким-то образом да. Но было бы неверно утверждать, что мы напрямую занимаемся возможностью продления функционирования жизненного цикла человеческого тела.

Я хотел что-то сказать, но почувствовал, что лучше всего промолчать.

— Подразделение компании, в которой я работаю, занимается изучением условий окружающего мира, влияющих, в том числе, и на долголетие. Могу совершенно четко сказать, почему, занимаясь этим, мы столкнулись с проблемой полускоростного вихря.

— И почему?

— Как ни странно будет тебе услышать, мы столкнулись с этой проблемой, занимаясь изучением стабильности красот окружающего мира и возможными катаклизмами — землетрясениями, наводнениями и так далее. Понимаешь, швейцарцы где-то на уровне некого подсознания небезосновательно убеждены, что никакая медицина не даст нам таких результатов в вопросах долголетия, как сохранение первобытности природы тех же Швейцарских Альп.

Глотнув с бокала белого вина, я уставился в туман, который пока что переполнял мои мозги: «Куда он клонит?». Разговор становился все более интересным уже потому, что уводил в какую-то даль.

— Для примера — в окружающей среде горного озера Рифельзее уже и сегодня достаточно много долгожителей, которые приближаются к столетнему рубежу. А вообще-то, вероятность серьезных землетрясений в Альпах считается достаточно низкой, но не исключается, — слова Сержа цеплялись друг за друга, толпились, топтались и толкались, так им не терпелось выбраться на свободу.

— Извини, что перебиваю, но боюсь, что если речь идет, как я понимаю, о геологии, то предупреждаю — я мало что в этом понимаю. Честно говоря, вообще не разбираюсь в этом. Да и не очень я, извини, въезжаю в то, какое ты — профессиональный физик и инженер — можешь иметь к этому отношение?

Сержа мой вопрос нисколько не смутил:

— Дело в том, что передо мной была поставлена задача моделирования процессов землетрясения с точки зрения их влияния на общий планетарный жизненный цикл.