Рыцарь Слова - Терри Брукс

Они внимательно рассматривали друг друга. Разговоры вокруг на мгновение стихли, тишина заполнила пространство, словно вода — стакан. Репортер вдруг поразился их сходной увлеченности и преданности работе. Занимаются они совсем разными делами, но сила их обязательства и веры в свое дело одинакова.

— Я снова выражаюсь негативно, — произнес Оз, обреченно взмахнув рукой. — Вам бы лучше не обращать внимания, когда я так увлекаюсь. Представляйте себе, будто это говорит кто-то другой.

Рэн допил остатки из бокала.

— Расскажите мне что-нибудь о себе, Саймон, — попросил он.

— Что? — Саймона словно застали врасплох.

— Расскажите мне что-нибудь о себе. Я пришел сюда за историей, и история должна быть о вас. Так и расскажите же мне о себе — чего вы никому прежде не рассказывали. Позвольте мне написать что-нибудь интересное, — он сделал паузу. — Поведайте о своем детстве.

— Вам следовало бы знать, Эндрю. Я никогда не рассказываю о себе, кроме тою, что связано с моей работой, — признался Оз. — Моя личная жизнь не представляет собой ничего особенного.

— Разумеется, представляет, — рассмеялся репортер. — Не станете же вы уверять меня, будто то, как и где вы выросли, не повлияло на ваше сегодняшнее положение. Все в жизни связано, Саймон. Вы только что сами об этом сказали. Бездомность связана с домашним насилием, подростковой беременностью и так далее. То же самое касается событий вашей жизни. Так расскажите же мне о них. Давайте. Вы меня уже разочаровали. Но у вас есть шанс исправить положение.

Саймон Лоуренс, казалось, задумался на минуту, глядя на журналиста. Глаза его потемнели и тревожно блеснули, и он развел руками.

— У меня есть друг, — медленно заговорил он, тщательно подбирая слова, — главный администратор в крупной компании, довольно серьезной компании, работающей с обездоленными. Он занимается сбором денег на благотворительность, как и я, обращается к тем же самым людям. И они постоянно просят его рассказать о своем прошлом. Хотят знать о нем все, чтобы унести с собой нечто личное, унести кусочек его самого. Но он не дает им ничего. Все, что они могут получить, говорил он мне, это часть информации, непосредственно связанной с его настоящей работой, здесь и сейчас, с которой он непосредственно связан.

Однажды я тоже задал ему вопрос. И не ожидал услышать ничего сверх того, что он говорил когда-либо. Но вдруг он выдал мне все.

Оз потянулся к своему опустевшему стакану, потом поставил его. Официантка двинулась было в его сторону, но Саймон сделал отрицательный жест.

— Он вырос в очень бедной семье в окрестностях Сен-Луиса. У него были младшие брат и сестра. Родители были бедными и малообразованными. Но у них был свой дом. Отец работал на фабрике, а мать была домохозяйкой. Они имели пищу, одежду и чувство, что обладают некоторой собственностью.

Потом, когда ему исполнилось лет семь-восемь, наступил спад в экономике. Отец потерял работу и не смог найти новую. Они барахтались, сколько могли. Потом продали дом и переселились в Чикаго, чтобы поискать работу там. За считанные месяцы все пошло прахом. Работы не нашлось. Их сбережения подошли к концу. Отец начал пить и порой отсутствовал целыми днями. Они скитались с места на место, иногда жили в приютах. Начали получать пособие, перебиваясь на эти деньги и на доход от разовых работ отца. Время от времени помощь им оказывала церковь.

Однажды отец исчез и больше не возвращался. Мать и дети так и не узнали, что с ним случилось. Полиция искала его, но безуспешно. Младший брат вскоре, по осени, умер. Мой друг и его сестренка остались с матерью в жилом комплексе для бедных, субсидируемом государством. Им не хватало пищи. Они ели даже остатки из выброшенных консервных банок. Спали на полу на старых матрасах. Вокруг были банды, наркотики и оружие. Каждый день люди умирали в своих комнатах, на лестницах и на улицах вокруг.

— Мать по ночам начала выходить на улицу, — после паузы продолжил он. — Мой друг и его сестра знали, чем она занимается, хотя мать и не рассказывала об этом. Наконец, однажды ночью она не вернулась домой. Как и их отец. Прошло время, и люди из правительства пришли за детьми, чтобы поместить их в детский приют. Друг и его сестра не захотели. Они предпочитали остаться на улицах, зато вместе.

Вот так они и жили, бездомные и одинокие. Мой друг не стал распространяться о деталях, просто говорил, что это было ужасно, и он до сих пор плачет, когда вспоминает те времена. Он потерял свою сестру. Она ушла с другими бездомными детьми, и больше он ее не встречал. Ему было уже достаточно лет, чтобы пристроиться на работу, и он не отказывался ни от одной, где платили. В конце концов ему удалось покинуть улицу, закончить школу. Он вернул себя к жизни. Но это далось ему ценой неимоверных усилий.

— Он никому об этом не рассказывал, — продолжил Саймон Лоуренс. — А мне привел эту историю в качестве доказательства. Какая была бы польза, спросил он, если бы он рассказал ее людям, у которых просил денег на проекты? Разве они дали бы ему больше, узнай о его тяжелой жизни? Или потому, что пожалели бы его? Может быть. Но ему этого не хотелось. Это не тот случай, когда надо жалеть человека. Сейчас он является представителем благотворительной организации. И нуждается в средствах на благотворительность, а не для себя лично, не из-за того, кем он был раньше. Он не хотел вставать между жертвователями и благотворительностью. Если бы такое случилось, то он стал бы более важным, чем дело, которому служит. А это, Эндрю, уже грешно.

Саймон резко оборвал свою речь, снова уйдя в себя.

— Мне очень жаль, но я должен бежать. Вы же остаетесь на завтрашнюю церемонию, правда?

Рэн кивнул, поднимаясь вместе с ним.

— Да, хотелось бы…

— Хорошо, — Саймон энергично пожал ему руку. — Если газета оплачивает вам обеды, посетите заведение Роя, здесь, в отеле. Обеды первоклассные. Увидимся завтра.

И вышел, быстрыми шагами пересек вестибюль, выделяясь в толпе ростом и кошачьей грацией. Эндрю Рэн не сводил с него глаз, пока тот не покинул помещение. И журналисту пришло в голову: очень даже вероятно, что Лоуренс рассказывал о себе.

Нест Фримарк нашла телефонную будку напротив парка и набрала номер «Фреш Старта». Шел уже шестой час, и солнце почти село за горизонт. Ариэль притаилась за стеной рядом с ней. Улицы были полны народу, спешащего домой с работы. Парк давно опустел, заросший травой холм смутно темнел на фоне неба.

Начинался дождь — медленный, мелкий, влажно оседавший на коже. На юге над водой поднималась туманная дымка.

Отвечавшая по телефону женщина не была Деллой, и она не знала Нест. Сказала, что Джона Росса нет на месте, сегодня его больше не будет, а домашнего номера она не знает. Нест объяснила, мол, дело важное, ей нужно поговорить с Джоном. Женщина помолчала, раздумывая, потом попросила подождать.

Нест уставилась в темноту, едва сдерживая нетерпение.

— Нест, привет, я Стефани Уинслоу, — прозвучал знакомый голос. — Джон ушел домой и, думаю, отключил телефон, потому что я пыталась дозвониться до него и не смогла. Ты звонишь насчет обеда?