Погоня - Эль Кеннеди

– Послушай, – бормочет парень, поглаживая меня по спине, – психовать из-за учебы вполне нормально. Мы все переживаем из-за нее.

– И ты? – спрашиваю я слабым голосом.

– Постоянно.

Мужские мозолистые пальцы перебирают мои волосы, и неожиданно снова ощущаю себя ребенком. Мама всегда гладила меня по голове, когда я расстраивалась. Иногда и брат Ник так делал, если разбивала колено или ударялась головой, проказничая. Я была непоседливым ребенком. Черт, теперь я непоседливая взрослая.

Сильное тело Фитца согревает своим теплом. Прижимаюсь щекой к ключице и стыдливо признаюсь:

– У меня трудности в обучении.

– Дислексия? – уточняет он полным понимания голосом.

– Нет. Скорее, набор симптомов, относящихся к СДВГ. Мне очень трудно сосредоточиться и упорядочить мысли на бумаге. В детстве я принимала лекарства, но от них ужасно болела голова, мучили тошнота и головокружение, поэтому прием пришлось бросить. Я попыталась возобновить прием в подростковом возрасте, но побочные эффекты вернулись. – Издаю резкий, самоуничижительный смешок. – Мой мозг не любит лекарства. К сожалению, это означает, что приходится самостоятельно собираться с мыслями, а порой это действительно трудно.

– Как мне тебе помочь?

– Что? – вздрагиваю я от неожиданности.

– У тебя трудности с подготовкой к экзамену, так как мне тебе помочь? – Он искренне хочет помочь, в его глазах нет ни намека на жалость.

Я слегка в шоке. Неловко соскальзываю с его колен и сажусь рядом, скрестив ноги. Теперь, когда мы больше не касаемся друг друга, не хватает тепла его тела. В голове мелькает воспоминание о ТОМ САМОМ ПОЦЕЛУЕ, но я отмахиваюсь от него как от назойливой мухи. Фитц не поднимал разговор о поцелуе и прямо сейчас по нему не заметно, чтобы он хотел засунуть язык мне в рот.

Заметно, что он искренне хочет помочь.

– Не знаю, – наконец отвечаю я, – просто… Так много информации. – Тревога снова наполняет мой желудок. – Пять десятилетий развития моды. Не уверена, что считать главным. Так как не могу выбрать нужное, доклад растянется на пятьдесят страниц, а должен включать всего три тысячи слов, и я не знаю, как упорядочить мысли и…

– Дыши, – приказывает он.

Замолкаю и делаю так, как он сказал. Кислород немного прочищает мозги.

– Тебя снова уносит. Нужно действовать последовательно.

– Стараюсь. Дурацкие стикеры для того и нужны, чтобы разбить большую цель на маленькие.

– А если проговаривать вслух? Когда-нибудь помогало?

– Да, – медленно киваю я. – Обычно я надиктовываю пункты и идеи и позже переношу их на бумагу, но сейчас до этого еще не дошла. Я пыталась определить исходные условия, когда накатила паника.

– Хорошо, – он вытягивает вперед длинные ноги, – тогда поговорим об исходных условиях.

Я прикусываю щеку изнутри.

– Спасибо за предложение, но, уверена, у тебя есть дела поважнее. Например, рисование. Или разработка видеоигры. – Слабо пожимаю плечами. – Ты не обязан помогать мне с докладом.

– Я не собирался делать этого просто так.

– Хочешь, чтобы я тебе заплатила? – прищуриваюсь я.

– Что? – вскидывает он брови. – Нет. Конечно, нет. Я хотел сказать… – Фитц делает быстрый вдох, избегая моего взгляда. – Мне тоже нужна твоя помощь.

– Неужели?

Странно смущенный, он снова поднимает глаза.

– Как насчет взаимообмена? Я помогу тебе в подготовке к промежуточному экзамену: наброски, тезис. А когда напишешь, могу откорректировать и помочь выстроить связный текст. А ты мне поможешь… – Последние слова больше похожи на бормотание: – …позволив рисовать себя.

Теперь пришел мой черед изумляться.

– Ты хочешь нарисовать меня?

Его голова дергается в подобии кивка.

– Как одну из француженок? – Жар опаляет мне щеки. Он хочет нарисовать меня голой?

О мой бог.

Почему эта идея меня заводит?

– Каких француженок? – с озадаченным видом уточняет он.

– Ты не помнишь, как однажды ночью тайком посмотрел «Титаник» со мной и Холлисом?

– А, портрет обнаженной женщины, – фыркает он. – Забыл об этой сцене. И нет, раздеваться не нужно.

На этих словах голос у него охрип. Интересно, Фитц представляет то же самое, что и я?

Я. Лежу перед ним голой. Тело предстает напоказ.

Мое дыхание учащается, так как воображаемое действие принимает пошлый оборот. Неожиданно Фитц тоже оказывается голым. Голым и возбужденным. Его татуированные бицепсы напрягаются, когда он опускает свое длинное, мускулистое тело на меня и…

Он покашлял, и от меня не укрылось, каким пылом сверкнули его глаза.

– Ты будешь полностью одета, – сообщает Фитц. – Хочу сделать прототипом персонажа для игры. Ну, твою внешность. Никак не мог представить, как выглядит эта женщина, и… – Он неловко пожимает плечами, и это выглядит безумно восхитительно. – И я подумал, что она могла бы быть похожа на тебя.

– Ты хочешь взять меня прототипом персонажа для игры? – У меня падает челюсть. – Это так круто. Как ее зовут?

– Аня.

– О-о-ох, мне нравится. Как принцессу эльфов.

– Вообще-то, она человек.

– Может, передумаешь? – ухмыляюсь я. – Это совершенно эльфийское имя.

Он ухмыляется в ответ, затем показывает на беспорядок на полу.

– Так мы договорились? Я помогу, а ты позволишь себя нарисовать?

– Да, – тут же отвечаю я, понимая, что избавилась от отчаяния и упадка сил. Ощущаю себя обновленной, и благодарность переполняет грудь, грозя выплеснуться наружу. – Спасибо, Фитц.

– Пожалуйста.

Наши взгляды встречаются. Хочу знать, о чем он думает. Вот бы он заговорил о нашем поцелуе во время игры в бутылочку, чтобы мне стали понятны его мысли по этому поводу.

Хотела бы я, чтобы он поцеловал меня снова.

Фитц заметно сглатывает, его кадык подскакивает. Он облизывает губы.

Возбуждение пронзает мое тело. Боже. Он действительно собирается это сделать?

«Пожалуйста», – беззвучно молю я. С любым другим парнем я бы уже, наверное, взяла быка за пресловутые рога. То есть положила бы свою руку на его пенис.

Но только не с Фитцем. Ужасно боюсь все испортить, особенно с тех пор, как горький вкус его отказа на новогодней вечеринке сдавливает горло. Да, я по-прежнему его хочу. Но никогда не признаюсь в этом, пока не дождусь от него первого шага.

Шаг он не делает.

Огорчение захлестывает меня, когда Фитц отводит взгляд. Он прочищает горло и по-прежнему надтреснутым голосом говорит: