Царица Пальмиры - Бертрис Смолл

Даже Делиция и Баб с интересом стали слушать, и Марк начал захватывающее повествование о женщине, которая правила Египтом и завоевала сердца двух знаменитых римлян того времени.

Зенобия, однако, не слушала его. Марк вряд ли расскажет ей что-то новое о Клеопатре. Выходка Аль-Зены обеспокоила ее. Неожиданно Зенобия обнаружила, что смотрит на Марка Александра вовсе не как на друга, или римлянина, или своего учителя, а как на мужчину. Неужели его глаза всегда были такими голубыми, а ресницы — такими длинными и густыми? О боги, как же он прекрасен! Она вздрогнула, с чувством вины отвела взгляд от его лица и опустила глаза, боясь, что выдаст себя. Но что это с ней, почему она думает о нем? Потом в душе поднял голову зловредный червь любопытства, и Зенобия стала фантазировать: интересно, что она почувствует, если он вот этими сильными руками крепко прижмет ее к своей широкой груди, если она ощутит на своих губах его губы? Краска стыда залила ее лицо, и, тихо вскрикнув, она выбежала из комнаты.

— Бедная Зенобия! — с искренним сочувствием сказала Делиция. — Очевидно, эта несчастная Аль-Зена очень расстроила ее. Может быть, боги поразят эту старую суку насмерть ударом грома? Вот это было бы величайшей справедливостью.

— Я — за! Я каждую ночь молюсь об этом! — пробормотала Баб.

Марк ничего не сказал. Он не знал, что заставило Зенобию выбежать из комнаты. Но только не мать Одената, в этом он был уверен.

Зенобия была цельной натурой, поэтому ночью, когда они с Оденатом, пресытившись наслаждениями, лежали бок о бок, переплетя пальцы, она тихо произнесла:

— Сегодня Ала сказала Аль-Зене правду. Я действительно осталась наедине с Марком, но это продолжалось всего лишь несколько минут, мой Ястреб. Он пришел, когда у меня была Юлия. Когда она ушла, мы стояли и беседовали. Мне не пришло в голову, что мы поступили неосторожно. Внезапно появились Делиция и Баб и сказали, что вы идете к нам. Они упрашивали меня сделать вид, будто бы они находились со мной все это время. Я сожалею, что поступила так. Ведь мне пришлось солгать тебе, хотя я не желала этого.

Он погладил ее по шелковистой головке, лежавшей у него на груди, и улыбнулся про себя в темноте. Он знал, что она оставалась наедине с римлянином, потому что уже много недель посылал своих собственных шпионов следить за ней. Не то, чтобы он не доверял ей или она дала ему какой-то повод сомневаться в ее любви; но колкости его матери привели к тому, что червь неуверенности глодал его в самые темные ночные часы, когда он иногда просыпался от страха потерять ее. Он понимал: в том, что она провела некоторое время наедине с Марком, нет никакого вреда. Он знал, что римлянин относится к Зенобии с величайшим уважением и, возможно, с какой-то долей любви, той любви, которую можно испытывать к младшей сестре. Они друзья, Марк Александр Бритайн и его жена. У Зенобии мало друзей — кто осмелится дружить с царицей? Он не хотел портить эту дружбу, несмотря на постоянные подозрения своей матери. Это всего лишь бред больной и озлобленной женщины.

— Спасибо за то, что рассказала мне правду, мой цветок! — спокойно ответил он. — Но я никогда и не сомневался в том, что твои отношения с Марком Александром — не более чем дружба между учителем и ученицей.

Зенобия вздохнула с облегчением, и он снова улыбнулся про себя. Никогда он не поверит наговорам своей матери. Они с Зенобией — единое целое, и так будет всегда.

— Ты останешься регентшей на время войны с персами, — сказал он.

— И когда же ты выступишь в поход?

— Через месяц. Царь Шапур снова беспокоит Антиохию.

— Не могу не заметить, что каждый раз, когда он делает это, он осторожно обходит Пальмиру по пути к побережью, — сказала Зенобия.

Оденат усмехнулся.

— Он знает, что в конце концов я разобью его, мой цветок. Он желает сохранить иллюзию своей непобедимости как можно дольше.

Зенобия рассмеялась.

— Ни один из вас не страдает от недостатка гордости, мой Ястреб!

— Я, возможно, пропущу свадьбу Антония Порция. Но ты пойдешь, а потом подробно опишешь все.

— Ох, чуть не забыла! Приехал мой секретарь! Как раз сегодня! — сказала она.

— Кто он?

— Дионисий Кассий Лонгин [8]. Я уже говорила тебе, что послала за ним в Афины, где он преподавал риторику. Пока ты будешь воевать, рядом со мной должен быть человек, которому я смогу доверять. Не забывай, я наблюдала, как проходят заседания твоего совета, и знаю, как трудно иметь дело с твоими министрами. Среди них нет ни одного, кто ставил бы интересы Пальмиры выше своих собственных. Ты, мой Ястреб, обладаешь поистине христианским терпением, но я не уверена, что могу сказать то же самое о себе.

— Кстати, о христианах, остерегайся моего советника Публия. У него произошла серьезная ссора с торговцем-христианином Павлом Квинтом, так что он изображает из себя оскорбленного моралиста.

— Я запомню. Не хочешь ли предупредить еще о чем-нибудь? — спросила она.

— Нет, скажу, что я обожаю тебя, мой цветок! — ответил он. Она прижалась к его груди, что-то нежно нашептывая, отчего у него сладко сжалось сердце.

— Не думай, что мне очень хочется уходить из города и исполнять роль солдата, ведь это означает разлуку с тобой! Прежде мы никогда не расставались, мой цветок! — сказал он.

— Возвращайся же назад со щитом или на щите! — поддразнила она его, цитируя слова женщин древней Спарты, с которыми они провожали своих мужей.

— А не хочешь ли поехать вместе со мной?

— Ты уже испытывал себя много раз, мой Ястреб, но мне никогда не давал такого шанса. Я хочу испытать себя в роли царицы и управлять городом по своему собственному усмотрению. Тогда я, наконец, узнаю, на что способна.

Он содрогнулся.

— Ты, как всегда, беспощадно честна, мой цветок!

— Ах, Ястреб, мне будет не хватать тебя! Да, не хватать, но я действительно хочу попробовать.

— Я знаю, Зенобия, знаю. А теперь засыпай, мой цветок! Когда ты станешь правительницей, у тебя не останется времени для отдыха.

Она быстро заснула, и ее ровное дыхание теплым дуновением касалось его обнаженной груди. Он обнимал ее, словно защищая, и наслаждался ее нежностью и исходившим от нее ароматом гиацинта. Он чувствовал, что ему будет гораздо сильнее не хватать ее, чем ей — его. Ведь ей предстоит нелегкая работа, и она с нетерпением и восторгом ждет этого часа. Он сомневался, будет ли она вообще вспоминать его. На короткое мгновение он пожалел, что женился на такой умной и независимой женщине. Но ведь и тогда он знал, какая она, и все же нуждался в ней. Он нуждался в ней и сейчас. В мире полно податливых женских тел, но такие, как Зенобия, — редкость. Всякий раз, когда она отдавалась ему, он испытывал чувство победы. С другими быстро приходило пресыщение. Он улыбнулся своим фантазиям. «На самом деле все так просто, — подумал Оденат. — Я люблю ее!»