История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней - Маршалл Ходжсон

На уровне народных верований победа шиизма выразилась в том, что (шиитское) трагическое восприятие мировой истории, сводящееся к тому, что с приходом конца света все получат по заслугам, вытеснило (суфийский) мистический душевный поиск любви к Богу, отразившийся в иерархии святых. Конечно, подобное замещение выражалось в основном в публичных рамках религиозного сознания. Суфийский образ мира ценился не только среди тех, кто был непосредственно мистиком, но частично и среди принимавших шиитский образ мира. Однако среди немистиков он более не принимался за отправную точку, они использовали суфийских святых и суфийский культ в своих собственных целях. Для других целей — моральной дисциплины, исцеления, предсказаний, самоопределения группы, ходатайства перед Богом и общего самоопределения в космосе — стали использовать шиитское драматическое мировосприятие. (Конечно, как среди суннитов, даже ориентированных на суфийские тарикаты, так и среди шиитов основная потребность личной моральной ответственности усиливалась верой в святой Суд после смерти и в дальнейшие религиозные воздаяния за благочестие.)

Для всех шиитов-двунадесятников первые десять дней лунного месяца мухаррам, особенно десятый день, были посвящены трауру (тазийа) по Хусайну, сыну Али, убитому в тот день в Кербале около Куфы. Этот день назван Ашура, он независимо признан абсолютно всеми мусульманами как день покаянного поста. Для шиитов этот день стал главной датой их религиозного года. Трагедия Хусайна задала тон всей народной религии. Чувство вины за то, что они оставили Хусайна и позволили его врагам убить его, придает раннему шиизму в Куфе особый религиозный тон, влияющий на его политические притязания. Со временем гибель любимого внука Мухаммада, Хусайна, начала видеться как великое по трагизму событие, затмившее даже убийство самого Али. Смерть всех имамов (которые, следуя шиитской легенде, все до одного были убиты суннитами) стала частью Божьего провидения. Бог послал Мухаммаду и его семье столько горя и унижений, чтобы через терпеливые страдания привести их к окончательному триумфу, что доказывает Его благосклонность к ним. Однако смерть Хусайна расценивалась как самая трагическая и достойная воздаяния. В этом драматические отношения Бога и человека проявляются еще яснее: тому, кто разделил страдания Хусайна и раскаялся в своей вине, Аллах простит все его грехи. Все остальное представляется не чем иным, как прелюдией к этому. Даже радостный праздник Гадир-Хумм, отмечающий назначение Али преемником Мухаммада, омрачался мыслью о последующих предательствах, в которых все, кроме горстки мусульман, перешли от Али (и Мухаммада) к их врагам.

В каждом шиитском городе и деревне самым волнующим событием года был мухаррамский траур и раскаяние, когда мужчины и мальчики в горе за общую и личную неверность Али и Хасану с Хусайном бичевали себя до крови. Процессия, направляясь к кладбищу или молитвенному месту за чертой города, несла макет гробницы Хусайна (также называемый тазия), сопровождая шествие громкими причитаниями. Каждый вечер в проповедях живописно, в деталях описывались страдания небольшой группы последователей Хусайна, включая его младших сыновей. Описывались их муки в пустыне от жажды, когда враги отрезали им подходы к реке, а затем беспощадно убили, а также в проповедях обязательно рассказывалось об отрубленной голове Хусайна, которая во время оскорбительного пути к халифу Язиду явила чудеса, обратив в правильную веру неверных и даже льва, но не жестокосердых суннитов. О страданиях Хусайна рассказывалось в скорбных стихах в жанре марсия.

Во всем этом возвеличивалось и даже в некоторой степени преувеличивалось чувство скорби, неотделимое от человеческой жизни, которое требовало побороть и изгнать злую часть человеческой природы. К сожалению, все эти действия осуществлялись ценой активной ответной реакции со стороны общественности: каждый раз траур по Хусайну усиливал ненависть к суннитам. (Аналогично чрезмерно эмоциональное восприятие страстей Христовых зачастую провоцировало христиан на еврейские погромы.) Считалось, что даже неверные были более желанны на мухаррамской церемонии, чем сунниты. Общая мусульманская склонность к коллективной избранности доходила у шиитов до такой степени, что даже блюдо, к которому притронулся неверный или суннит, считалось навеки оскверненным.

В поздную эпоху Сефевидов появились театральные представления о страданиях Хусайна (эти пьесы также назывались тазийа), которые дополнили проповеди и элегии марсия. В конечном счете они стали центральным событием мухаррамских торжеств. Таким образом, хотя драма и не стала частью придворной культуры, она получила литературный статус, в отличие от тех же турецких пьес, которые просто служили заменой кукольному театру и сказочникам.

Мухаррамский траур мог заменить маулид — ежегодные торжества в честь суфийских святых с публичным произнесением зикра — и даже ослабить значимость «великого» праздника Ид, который знаменовал паломничество — хадж в Мекку. (Значимость «малого» праздника Ид, проводившегося в конце поста Рамадан, осталась неизменной.) Аналогично утратилась важность суфийских ханака, религиозных центров, являвшихся альтернативой мечетям с их формальным вероисповеданием, их заменили святыни имамбара, специально посвященные Хасану и Хусайну и трауру Мухаррам. Все известные местные святыни, ранее являвшиеся гробницами древних святых, в основном либо были перенесены, либо преобразованы в имамзада, гробницы святых потомков имама. Всеобщим заступником теперь был не святой суфийский кутб, тайно управлявший миром, а Скрытый Имам, справедливый правитель, лишенный миром зла своих прав, но все еще способный помогать в нужде тем, кто искренен с ним. Самым лучшим целебным лекарством была пилюля, сделанная из глины из Карбалы, которая, как считается, навеки пропиталась священной кровью Хусайна; положивший ее под подушку будет спать в самой Карбале под защитой Хусайна. Паломничество в Карбалу и к другим могилам имамов считалось полноценной заменой паломничеству в саму Мекку, и человек, совершивший его, назывался хаджи так же свободно, как если бы он был у Каабы. Хотя, конечно, хадж в Мекку продолжал считаться по возможности необходимым актом.

Калиари К. Первое посольство шаха Аббаса I в Европу в Венеции

Однако все эти явления происходили очень постепенно. Хотя суфии — даже подданные Сефевидской империи — были объектами преследований, а порой и причиной резни, тарикаты не были окончательно уничтожены до XVIII века, и даже тогда они фрагментарно сохранились. Но вскоре известная религиозная обстановка, разделяемая в равной мере меньшинством двунадесятников за пределами империи, резко изменилась по сравнению с той, что была в суннитских кругах.

После смерти Тахмаспа империи пришлось пережить периоды двух сокрушительных правлений. Исмаил II вступил на престол (1576–1578 гг.) при поддержке столичной знати Казвина. Он определенно был талантливым и свободно мыслящим в рамках религии человеком. Он уничтожил почти всех своих родственников, кого считал претендентами на престол, однако некоторые из них остались в живых к тому моменту, когда он сам умер от последствий развратного образа жизни. Следующий правитель Худабенде (1578–1587 гг.) был полуслеп и абсолютно лишен желания править империей, он позволил османам занять азербайджанские и курдские нагорья и восстановить власть суннитов на родине его династии. При его правлении узбеки разграбили Хорасан, поработили шиитские семьи и разрушили их святыни. В то же время центральная область избежала давления централизованной власти, и эти земли вновь стали оспариваться эмирами кызылбаши. В результате этих перипетий Худабенде передал правление своему сыну подростку Аббасу. Аббас, как некогда Исмаил I, показал силу своего характера и довольно быстро подчинил себе все ресурсы империи. Он освободился из-под контроля эмиров; чтобы изгнать узбеков из Хорасана он заключил оскорбительный для шиитов, но выгодный политически мир с османами (Аббас согласился прекратить проклятие первых трех халифов). Он распространил свое правление на все первоначальные территории государства и в итоге (в 1603 году) изгнал турков с территорий, принадлежавших Тахмаспу на западе.