Вокруг трона Ивана Грозного - Геннадий Ананьев

Встретили игумена Филиппа перед Фроловскими воротами бояре и митрополичий клир. С почтением проводили в палаты Ивана Грозного. Тот, смиренно склонив голову, попросил:

— Благослови меня, раба Господа Бога нашего, на душевную беседу перед рукоположением тебя на архипастырство.

Филипп благословил царя серебряным нагрудным крестом и спросил с удивлением:

— Ты молвил об архипастырстве, как о решённом тобой, но не избранном на Соборе архиепископов и епископов православной церкви Руси святой? Так?

— Ещё дед мой, Иван Васильевич, оставил за собой последнее слово при рукоположении митрополита, я же, уважая право, бытовавшее в Константинополе, преемницей которого стала Москва, намерен ввести подобное право и у нас: царь выбирает архипастыря, и царь его назначает. За Собором — согласие с волей царя.

— Но император византийский считался и главой церкви.

— Верно. И мы придём к тому же. Пока же у нас нет патриарха, мы пока — митрополия, но уже не под властью патриарха. Я решил сделать второй шаг, после деда моего, к патриаршеству. Ты пособишь духовным старанием успешному движению вперёд.

— Дай мне подумать, государь, прежде чем дать тебе согласие. Я же не знал о твоих намерениях.

— Хорошо, завтра жду после утренней молитвы.

И так, и эдак прикидывал Филипп. Самое лучшее для него — твёрдый отказ. А для православной церкви? А для России? Вдруг всё же сумеет он повлиять на царя, подвигнуть его к добру. Но как? Исподволь? Или сразу и твёрдо? Как в своё время поступил Сильвестр.

«Такую линию и возьму».

Наивность величайшая. Иван Грозный уже далеко не тот податливый юноша, кого припугнул проклятием Сильвестр, — заматеревший с годами, он не страшился ни Бога, ни черта, неукоснительно придерживаясь определённого направления: уничтожая Владимировичей, не понимая, что рубит сук, на котором сидит, что и в нём, тоже Владимировиче, есть малая кровь великого предка.

Линию поведения Филиппа при таком положении вещей можно назвать одним словом: подвиг.

Благословив Ивана Грозного нагрудным крестом на дела праведные, игумен Филипп без всякой робости и без всякого сомнения высказал свои условия:

— Приму, государь, по твоей воле архипастырство, если ты откажешься от опричнины. Соедини Русь святую в единое целое, усмири кромешников, верни людям право жить без страха, служителям же Христа верни право молиться и молить за осуждённых, особенно определённых на казнь.

Нахмурился Иван Грозный — явный признак того, что сейчас самым лучшим словом будет слово: «Вон!», а скорее всего прозвучит: «В пыточную!»

Филипп готов был и к тому, и к другому. Однако случилось чудо.

— Условия твои не приемлю. Прошу, смири гордыню. Даю время на раздумье.

Не выдворили Филиппа из палат митрополичьих, к удивлению почти всего двора и к великому неудовольствию стаи, окружавшей царя, хотя никто из них не пытался вмешиваться и влиять на царя. Бездействовал даже Малюта Скуратов, пока ещё не понявший истинные намерения своего господина, его тайное желание. Малюта не привык действовать наобум, как всегда осторожничал и выжидал время. И если в данный момент государь не приказывает заняться Филиппом, стоит ли лезть в пекло вперёд батьки?

Обошёл вниманием Иван Грозный Малюту, решив действовать иначе. Он, быть может, не отдавая себе отчёта, не хотел и на сей раз выглядеть гонителем добродетели, как им посчитают его, если он выгонит Филиппа из митрополичьих палат, как выгнал Германа. Царь подослал к игумену тех из иерархов церкви, кто искал мирской чести и раболепствовал перед ним, знал их хорошо. Особенно отличался в этом епископ Казанский Филофей. Вот с ним Иван Грозный и провёл тайную беседу, которой остался доволен.

— Есть епископы, одобряющие твёрдость Филиппа, но они сопят в две дырки, не смея рта раскрыть, — рассказал Филофей. — Я же стою за постулат Иисуса Христа: «Богу — богово, кесарю — кесарево». Ты, государь, есть наместник Господа на подвластной тебе земле и не подсуден церкви. Наш долг, Божьих служителей, не осуждать твои поступки, а с почтением, с преклонённым коленом воздавать должное твоей Богом данной власти. Так считаю я, и меня поддерживают многие, верно мыслящие епископы и архиепископы.

Видимо, Филофей, говоря это, надеялся услышать от царя решительные слова: «Быть тебе митрополитом!» — но Иван Грозный сказал иное:

— Ты и твои сторонники повлияйте на Филиппа. Убедите согласиться на митрополитство без всяких условий.

— Убедим! — с жаром воскликнул Филофей, хотя сердце его, кажется, опустилось ниже живота от досады, от рухнувшей надежды.

Поначалу он намеревался выполнять своё обещание царю без особого усердия, ни шатко ни валко, но подумав, не нашёл в этом ладности. Если уж сразу не остановил выбор на нём, нужно добиваться своего усердием. Оценит его государь, когда поймёт, каков Филипп на самом деле, гусь лапчатый. И Филофей развернул бурную деятельность, плодя вокруг себя тех, кому было любо наслаждаться богатой, как сыр в масле, и в то же время беспечной жизнью, взирая с высоты своего духовного достоинства на суету мирскую, пусть и кровопролитную для паствы.

Нажим на Филиппа начался нешуточный. День за днём, сменяя друг друга, сторонники Филофея твердили ему одно и то же: повинись воле государя и прими архипасторство без всяких условий, дабы не гневить Ивана Грозного дерзостью, а влиять на него угождением, кротостью. Такое влияние станет успешней, более заметно подействует на его душевное состояние, за которым последует переход от злобства к милосердию.

Долг святителя, убеждали они, молиться и наставлять царя единственно о спасении души, а не в делах мирских.

Всё это как раз и было тем, против чего у них с Сильвестром горели души, о чём беседовали, к чему стремились, оттого Филипп не мог согласиться с настойчивыми советами иерархов церкви. И всё же он отступил. Как определил для себя: временно, чтобы, получив сан митрополита, смело проводить в жизнь свои идеалы, добиться деятельного влияния церкви на жизнь люда христианского и особенно, на поступки имеющих власть.

Он согласился подписать грамоту, в коей сказано было, что вновь рукоположенный митрополит даёт слово архиепископам и епископам не вступаться в опричнину государеву и не оставлять митрополии под предлогом, что царь не исполнил его требований и запретил вмешиваться в дела мирские.

Игумен Филипп подписал грамоту, и её тут же, как торжество своей победы, преподнёс Ивану Грозному Филофей, за что удостоился ласкового слова царя.

Через несколько дней — 25 июля 1566 года — Филиппа возвели на митрополитство. Подготовку к такому важному событию москвичи и царёв Двор восприняли разноголосо: иным казалось, что Филипп отступился, а победу торжествовал Иван Грозный, и стало быть, ничего хорошего не жди. Сторонники заволжских старцев, нестяжатели, даже приуныли, иосифляне же ходили гоголем.

Филипп знал настроение и тех и других, особенно торжество опричной стаи, окружавшей трон, и готовился, как и положено было по канону сразу после рукоположения, произнести проповедь, да такую, чтобы весь православный мир России понял его твёрдость в борьбе со злом и поверил в неё. Нет, он не станет нарушать подписанное соглашение с иерархами церкви, он не будет хулить опричнину и не станет давать советы, как управлять державой, то есть, как и обещал, не прикоснётся к светским делам правителя, он лишь станет говорить только о добре и зле, о духовной чистоте помазанника Божьего, о его нравственности. Он, конечно, вполне представлял, какие последствия могут за этим последовать, но решил без колебаний проводить именно ту линию, о которой они с Сильвестром мечтали.