Мужские откровения - Юрий Грымов

Вот писатель несет на руках свою спящую семилетнюю дочку. На улице мороз. Сам Довлатов в пальто, шарфе, но девочка обнимает папу за шею почему-то голыми ручками, без варежек. Варежки болтаются на резинках. Наверное, это красиво. Но представить себе, что Довлатов-отец был способен отморозить руки своей маленькой дочке, я не могу. Другой пример. Светлана Ходченкова хорошая актриса. Но курить она не умеет – это очевидно. Научить актера курить в кадре не так уж сложно. Может, этим некому или некогда заниматься? Кто-то хвалит костюмы в фильме. Друзья, костюмы – это не просто подбор вещей соответствующего периода. Просто нарядить актера в широкие брюки и драповое пальто мало. С помощью костюмов создается образ, рождается настроение, характер персонажа. Вы скажете, что это совсем не главное в фильме, что я придираюсь. Поверьте: таких мелочей – целый фильм. И, как хорошее кино состоит из тысячи правильных мелочей, так и неудачное кино складывается из тысячи мелочей неудачных, неправдоподобных.

Жизнь человека – это густейшая смесь эмоций, переживаний, мечтаний, разочарований, радостей, горестей, счастья, гнева, высоких порывов и приступов малодушия, и еще из тысяч и тысяч слагаемых. А жизнь человека творческого – это то же самое, помноженное в разы. И, когда я вижу на экране название фильма – фамилию «Довлатов», я предвкушаю погружение не то чтобы в «водоворот страстей», но – в Жизнь, во всей ее полноте! Кино про великих, ярких людей – это кино про желание жить! Или, наоборот, про отсутствие этого желания – такое тоже возможно, это тоже эмоция, тоже настроение. А тут вместо водоворота – жидко сваренный бульон, даже цветовое решение похожее. Я смотрю фильм «Довлатов» – и не могу выжать из себя ничего. Я не грущу, не смеюсь, не плачу. Тяжело смотреть в пустоту.

Я со своим мнением нахожусь в меньшинстве. Так говорить меня заставляют те странные кинокритики, которые с восторгом пишут о картине как о событии. Они, кстати, так же восхваляли и «Матильду». Почему я называю их странными? Тут какая штука: когда они пишут про иностранные фильмы, я с ними соглашаюсь в 99 процентах случаев, но стоит им заговорить про отечественное кино – просто удивительно, насколько кардинально расходятся наши оценки. Я не знаю, чем объяснить этот феномен. Сторонники теории заговора утверждают, что депутатам Госдумы дают какие-то загадочные таблетки, которые заставляют народных избранников единодушно принимать любые законы; может, в отечественном кино есть свои собственные кинематографические пилюли единодушия? Которыми начинают кормить в творческих вузах и продолжают подкармливать потом, если ты пришелся ко двору и стал частью индустрии? Я в свое время попробовал это снадобье – оно мне показалось очень горьким и совершенно бесполезным.

Я привык относиться к себе вполне серьезно. И хочу становиться лучше. И понимаю, что без критики стать лучше нельзя. Поэтому я всегда и везде говорю: я готов выслушивать замечания и в свой адрес – если они по делу. Но точно так же серьезно я привык относиться и к коллегам по цеху. И требования, которые я предъявляю к их работам (равно как и к своим), также серьезны. Можете назвать их завышенными. По мне так это стандарт качества, который был выработан задолго до нас, – не вижу причин от него отказываться.

«Довлатов», как и практически весь нынешний отечественный кинематограф, – это такой коллективный портрет Дориана Грея: персонажи на экране все более похожи внешне на своих прототипов, в кадре все больше лоска, краски все ярче, качество картинки все выше, но за этим всем, где-то в темной пустоте прячется то подлинное лицо, созерцание которого доставляет совсем мало удовольствия.

В 2018 году исполнилось 115 лет со дня рождения Григория Александрова. Это был юбилей человека, который по праву мог называться советским кинорежиссером. Советским – с большой буквы. Он работал вместе с Эйзенштейном, который как мастер формировался еще в дореволюционной России, тем не менее это влияние оказалось не на первом месте. Александров вырос, созрел как режиссер и добился успеха целиком и полностью при Советской власти. Он был одним из «правофланговых» советского кинематографа: обласканный ею, он пользовался такими возможностями и привилегиями, которых не было у подавляющего большинства простых смертных.

В решении послать Александрова в Голливуд проявились хитрость и провидение Сталина: отправляя режиссера посмотреть, как работают «американские товарищи», приподнимая для Александрова краешек «железного занавеса», давая тому возможность погрузиться в мир буржуазного искусства, он знал, что делает. Планы вождя оправдались: возвратившись, Александров стал выполнять социальный заказ – снимать фильмы, поднимающие настроение широким народным массам, развлекающие народ, отвлекающие людей от невеселых мыслей по поводу несбывшихся надежд на «светлое будущее».

Был ли он сексотом, я, разумеется, не знаю. Расскажу одну небольшую историю. У меня как-то были съемки в доме, где когда-то жили Александров и Орлова. Сегодня этот дом уже давно продан. А тогда по всем комнатам лежали коробки и связки бумаг, фотографий – целый архив знаменитой семьи. Я просил тогдашнего хозяина продать мне его: архив тогда был никому не нужен и просто исчезал на глазах, бумаги ветшали, рвались. Договориться не удалось. Но в перерывах во время съемок я кое-что почитывал. И что я запомнил: у Александрова сохранилось довольно много записей, в которых он очень подробно описывал свои поездки на зарубежные фестивали и поведение и заграничный быт своих коллег, других советских режиссеров. Это не было художественное повествование. Это не были путевые заметки. Это куда больше походило на докладные записки «куда следует». Не тем будь помянут, в общем.

Александров первый в Советском Союзе сделал фильмы по голливудским лекалам. Александровские хиты – «Весна», «Веселые ребята» – это, конечно, совершенно американские фильмы, мюзиклы. По этому пути и сегодня продолжают идти многие российские режиссеры, мечтающие «догнать и перегнать Америку», или, на худой конец, хотя бы быть похожими на Голливуд, не задаваясь вопросом – зачем это нужно.

Интересно, что в 1943 году по воле Сталина вместе с Александровым в Америке оказался и Михаил Калатозов. И вот он в своих воспоминаниях писал, что сами американцы воспринимали фильмы Александрова довольно спокойно, без восторга: для них это было советской репликой голливудских картин 30-х годов, давно пересмотренных, – ничего нового.

Его супруга, Любовь Орлова, отчаянно пыталась копировать Марлен Дитрих. На этот счет была хорошая советская присказка: «У кого радио, тот и композитор». Все было просто: кто имел возможность хотя бы изредка подсматривать за «загнивающим Западом» – у того естественным образом «расширялись горизонты». А если подсматривал еще и талантливый человек – так и подавно.

Александров и Калатозов оба имели возможность познакомиться с западным кино, но привело это к разным результатам. То, что в 50–60-е годы сделали Калатозов и другие великие советские режиссеры, теперь воспринимается на Западе как классика мирового кинематографа. Может быть, это произошло потому, что фильмы Калатозова – это яркое, индивидуальное, авторское высказывание, в то время как александровские киношлягеры были массовым продуктом, начисто лишенным всякой индивидуальности.