Мужские откровения - Юрий Грымов

Как бы то ни было, постепенно в центре внимания всей гигантской индустрии кинопроизводства оказался среднестатистический подросток, и все оказалось подчинено единственной цели: заставить этого подростка прийти в кино и заплатить деньги за билет и попкорн. Для индустрии этот путь, возможно, стал даже толчком к развитию, но для кино как для искусства это означало прямо противоположное. И сегодня «каноническое» подростковое кино – это, прежде всего, расслабленный отдых, развлечение. Оно поощряет лень – лень ума, в первую очередь. Сейчас выросло уже целое поколение, воспитанное на этом шаблоне, и потому ничего удивительного, что голливудские мультфильмы сегодня вместе с детьми смотрят сорокалетние мужчины и женщины. Кино получило, а точнее, воспитало и вырастило нового, усредненного зрителя.

Между прочим, в поисках «универсального» кино американцы потеряли и свой собственный, великий в прошлом кинематограф. Все лучшие фильмы Голливуда – они были так или иначе нацелены на американцев, они принадлежали национальной культуре и питались ею. Но там перешагнули и через эти границы: бизнес-стратегия диктует необходимость расширять аудиторию, и одними только американскими зрителями дело уже не ограничивается. Поэтому все лучшее, что было в американском кино, – все это осталось в прошлом, а вместо традиций и преемственности теперь на первом месте бизнес-схемы.

Культ успешности, пришедший из Америки, успех любой ценой – этого никогда не было в России. Но, к сожалению, мы быстро «опылились», и страна пошла именно по этому пути, восприняв в том числе и бизнес-схему американского кинематографа. В конце концов из-за страха и лени мы потеряли взрослого зрителя. В итоге в России сейчас делают кино, забывая, что есть люди старше тридцати пяти. А они, между прочим, платежеспособны – если уж говорить о деньгах. Они готовы платить, но им ничего не показывают, и получается, что они никому не нужны. И теперь уже надо бороться за то, чтобы адекватный взрослый зритель вернулся в кинозалы. А это уже более серьезная и сложная задача. Легче потратить больше денег на «продукт» – не кино, а именно продукт, а потом еще столько же – на рекламу. Прикормленная лояльная аудитория придет в зрительные залы и послушно оставит там – а заодно и в кафе и барах при кинотеатрах – свои деньги.

«Универсальное кино» вымывает традиции русского кинематографа. Их подпитывают в пограничном состоянии – на грани анабиоза и клинической смерти – буквально единицы авторов. Русское кино всегда было экспериментом: с актерами, драматургией, изображением, монтажом. Какой может быть эксперимент с монтажом в современном коммерческом кинематографе, где каждый кадр длится не дольше трех-четырех секунд? Монтируй, перескакивай с крупного на общий план – и у тебя главным героем может стать швабра! А потом подключатся пиарщики и маркетологи, и эта швабра станет популярной, появится в рекламе на ТВ, станет зарабатывать большие деньги – запросто.

Вот уже лет пятнадцать как в России используется модель продюсерское кино – то, которое делается для зарабатывания денег. Ладно. Где же прибыль? Давайте посчитаем в столбик: сколько вы взяли у государства и сколько вы заработали? Только давайте считать всерьез, как в школе у доски. То есть учитывать интересы прокатчиков (а это половина выручки), а не рапортовать об очередном рекорде по «валу» проданных билетов. И тогда сразу становится ясно: продюсерское кино себя дискредитировало. Есть некий продукт, который с точки зрения тех же американских правил ведения бизнеса, ставших для нынешних наших кинодеятелей настоящим учебником, катехизисом и Библией, – не приносит результата. Есть напористый пиар и лоббирование интересов в тех сферах, где принимаются решения о государственном финансировании. Кино – нет.

Интересно, что в последние годы появляется все больше телесериалов, которые дадут фору подавляющему большинству кинофильмов – как с точки зрения качества, так и в плане глубины содержания. Обязательная оговорка: имеются в виду зарубежные сериалы; в России тут ситуация такая же безнадежная, как и в кино. Так вот. Я не могу объяснить, почему так получается – почему разговор на серьезные темы с большой аудиторией оказался возможен там, на ТВ, а в кино от него отказались. Как вариант объяснения: ТВ – более серьезный и эффективный инструмент влияния на умы, и потому ему уделяется большее внимание. Может быть, телевизионная аудитория более доступна: не надо никуда идти и платить деньги за билеты – только нажми на кнопку. Не знаю. Сегодня адекватный зритель в России имеет шансы найти хотя бы какую-то пищу для ума, пожалуй, только в интернете, отыскав то лучшее, что показывают за рубежом.

Я далек от того, чтобы призывать больше смотреть ТВ вместо кино. Понятно, что девяносто пять процентов телеэфира заполнено сущим адом, созерцать и слышать который вредно для человеческой психики и рассудка, но в кино, особенно в современном российском кино, процент полезного и интересного, процент красивого и тонкого еще мизернее.

Прогнозы? Никаких. Кино воздействует на душу человека. Это слишком тонкая материя – какие уж тут могут быть прогнозы.

В творческой среде много говорят про наставничество. Кто у кого учился, кто кого может назвать своим учителем – и так далее. Кое-что по этому поводу могу рассказать и я. Мне всегда казалось, что невозможно выбрать себе наставника самому. Если повезет, твой учитель, наставник придет в твою жизнь сам по себе, независимо от твоего желания. И если у тебя хватит ума и сердца, то ты поймешь – кто это. Иногда это осознание приходит поздно, когда самого наставника уже нет рядом.

Меня жизнь свела с Георгием Рербергом. Это важный человек в истории советского кино, большой русский оператор, работавший с Тарковским, Кончаловским, Захаровым, Абдрашитовым. Это тот случай, когда спрашивают: «Кто были лучшие операторы советского кино?» – а в ответ звучат имена Юсова, Лебешева, Урусевского и обязательно Рерберга.

В советское время в зарплатных ведомостях киностудий указание «оператор» в графе «должность» приравнивалось к рабочей специальности. Но на деле большие мастера были чем-то гораздо более важным – они фактически были соавторами режиссеров. И когда меня упрекали (и не оставляют этих попыток до сих пор) в отсутствии «профильного» образования, я в ответ думал и думаю о том, как мне повезло оказаться рядом с Рербергом. Он сам был – образование. Он был проводником живой художественной традиции, ее адептом и проповедником, он ее впитывал из окружающего мира, переживал внутри себя и рождал заново, даря это богатство нам – тем, кто был рядом. И вот уж чего я точно не стыжусь – так это факта ученичества у собственного оператора, потому что имя оператора – Георгий Рерберг.

Моя встреча с ним случилась в 90-х. Советское кино уходило, рушилось, я что-то начал делать в рекламе, многие люди киноцеха пытались зарабатывать деньги – вот тут мы и пересеклись: я пригласил Георгия Ивановича поработать вместе.

Он был очень, просто очень яркий человек, со своей позицией. Безмерно любил кино. То, что мы сейчас называем культурой изображения, – это все его просто переполняло. Жаль, сейчас почти ничего подобного в нашей жизни не осталось.