Карта монаха - Ричард Дейч

— Как ваш сын? — спросил Соколов, выключая свет в лаборатории.

Речин посмотрел на него. Этот безжалостный убийца с трудом говорил о болезни сына.

— Слаб. Не знаю, сколько он еще выдержит.

Они вместе пересекли вестибюль, вошли в грузовой лифт и взлетели на девять этажей. Наверху лифт резко затормозил. Дверцы разошлись; двое часовых, отдав честь, пропустили их. Доктор и убийца вступили в гигантское мраморное фойе с высокими, двадцатифутовыми, потолками и деревянными скамьями вдоль стен. Все здесь оставалось таким же, каким было сто пятьдесят лет назад. Дальнюю стену украшал гигантский барельеф: медный, местами с патиной, двуглавый орел.

Огромные двери раскрылись; в помещение ворвался поток утреннего солнца. Они вышли из здания Арсенала. Окидывая взглядом Кремль, оба питали в сердце надежду. Речин — на спасение сына. Соколов — на прекрасное будущее.

— Да пребудет с вами Бог, джентльмены, — произнес Джулиан, пожимая руки двум австралийцам. — Детали нашего фармацевтического предложения, а также прочих инвестиционных проектов, в которых вы можете принять участие, находятся в конфиденциальном пакете, оставленном для вас на заднем сиденье лимузина. Призываю вас воспользоваться всем, что может вам предложить «Божья истина». Как мы здесь любим говаривать, «преданность Господу должна хоть как-то окупаться и на этом свете, до того, как попадешь в рай».

Джулиан с улыбкой наблюдал, как двое мужчин среднего возраста садятся в лимузин и отъезжают. Оставшись один, он вернулся в дом и направился к внутренней лестнице. Вырубленные в камне ступени источали приятную прохладу.

На глубине трех этажей под монастырем располагался винный погреб, гигантский, с более чем десятью тысячами бутылок старинного вина; в этом мире бывали лишь ближайшие друзья Джулиана и его смертельные враги. Погребу было несколько веков. Именно в нем трудились монахи, отправляя свое служение. Гигантские цистерны блестели полированными боками, прессы молчаливо свидетельствовали о древней истории погребов.

После жизни, проведенной в трудах во имя Бога и вина, отойдя в мир иной, монахи обретали вечный покой в подземной усыпальнице непосредственно под винным царством. Усыпальница могла вместить более тысячи тел, каждое в каменной или мраморной гробнице. Однако по мере убывания численности братии это место захоронения использовали реже и реже, так что оно оказалось заполненным лишь наполовину. Производство вина остановилось много лет назад. Усыпальницу же с той поры, как Джулиан со своей «Божьей истиной» вступил во владение монастырем, опять стали использовать.

В гробницах лежали праведники и благочестивые — монахи и монахини, священники прежних веков, — но обитателями нескольких стали умершие сравнительно недавно: то были враги Джулиана, устраненные за разные прегрешения, от неудавшегося покушения до неудовлетворительного секса.

Джулиан лично открыл свежую могилу номер 799. Отодвинув мраморную крышку, он таким образом подготовил ее к приему будущего обитателя. Для него Джулиан выбрал особое вино: «Шабли Монтраше» тысяча девятьсот семьдесят восьмого года от Романи-Конти. Это белое вино, купленное на аукционе в Америке, как нельзя лучше подходило, чтобы поднять бокал за американского адвоката. Сопроводив этот жест тостом одновременно и за здоровье, и за смерть. Ибо Джулиан давно решил, что, когда Майкл Сент-Пьер выполнит поручение, все действующие лица будут устранены.

И в первую очередь — Стефан Келли.

Стоя в центре Красной площади, Майкл чувствовал себя затерянным на гигантском просторе, подавленным витающим над ним духом многовековой истории. Он много раз по телевизору видел знаменитые первомайские парады на этой площади, когда военная машина СССР демонстрировала свою мощь, а с трибун за действом наблюдали члены правительства. В его памяти с детства запечатлелся образ медленно пересекающей площадь специальной машины с гигантской баллистической ракетой, укрепленной на платформе. Каждый год по телевидению передавали репортажи, в которых на площади грохотали колонны танков, в грозный унисон маршировали десятки тысяч солдат. Все это было призвано внушать страх перед непобедимой мощью государства. В период холодной войны исходящая от СССР угроза ядерной войны оставалась реальностью, ежедневно нависающей над всем миром. Это прекратилось лишь в 1991 году, с падением Советского Союза.

Бесчисленное множество раз видел Майкл и собор Василия Блаженного — он был для России тем же, чем для Франции является Эйфелева башня, для Англии — Биг-Бен, а для Соединенных Штатов — статуя Свободы. Со своим неповторимым колоритом и раскрашенными во все цвета радуги куполами, арками, башнями и шпилями, он словно явился из сказки. Ансамбль из красного кирпича составляли девять церквей, увенчанных куполами в форме луковицы. Каждая церковь оформлена в своем собственном индивидуальном стиле, вместе же они образуют единое целое, уникальное в своем своеобразии. Как это часто бывает, и не только с соборами, внутреннее убранство не идет ни в какое сравнение с великолепным внешним обликом. Жалкие, тесные помещения наводят скуку, богослужения проводятся лишь изредка. Больше всего Майкла поразило, что над каждым куполом возвышается крест. В стране, где религию семьдесят лет запрещали, эти христианские символы и в самые худшие времена молчаливыми судьями реяли над марширующими внизу колоннами.

По левую руку от Майкла возвышался ГУМ, гигантский универмаг, по представленным в нем торговым маркам — «Рибок», «Пьер Карден», «Левис» и прочим — теперь ничем не отличающийся от западных собратьев. Справа же располагался мавзолей Ленина, лишившийся теперь почетного караула, который долгие десятилетия защищал вождя и архитектора русской революции и мирового коммунизма. Красный гранитный мавзолей представлял собой пирамиду в несколько ярусов, увенчанную мраморной плитой на тридцати шести колоннах. Сразу за мавзолеем начинался революционный некрополь. Вдоль Кремлевской стены тянулись почетные захоронения — здесь были могилы не только Сталина, Брежнева и Андропова, но и культовых фигур российской культуры, таких как космонавт Юрий Гагарин или писатель Максим Горький.

Но больше всего внимание Майкла привлекла сама Кремлевская стена, начинающаяся сразу за мемориалом. В высоту она достигала девятнадцати метров, в толщину — шести с половиной. Общая длина ее составляла почти 2235 метров. На всем протяжении стены по верху ее сооружены снабженные бойницами раздвоенные зубцы, знаменитые «ласточкины хвосты». Зубчатую стену разделяли на участки девятнадцать огромных башен, выстроенных по большей части в конце пятнадцатого века итальянскими архитекторами. Башни увенчивались выразительными нефритовыми шпилями с рубиново-красными звездами или золотыми флагами на вершине. Воистину это была крепость, защитники которой в ходе бесчисленных схваток с успехом отбивали нападения многих завоевателей древности. Стена под рубиновыми звездами представляла собой непробиваемую первую линию обороны, за которой делалась политика и скрывались тайны прошлого, настоящего и будущего России.

А дальше, за стенами, Майкл различал контуры Большого Кремлевского дворца и шпили Архангельского собора. Все это составляло мир, для него одновременно и чуждый, и странно знакомый. Перед ним предстал надежно защищенный небольшой город, в котором к оборонительным сооружениям древности добавились самые современные системы безопасности. Майкл находился в центре одного из наиболее надежно охраняемых комплексов в мире. И ему надо будет не просто проникнуть в него, но достичь заветнейших глубин, ибо за этими стенами и под ними прячется золотая шкатулка, ключ к спасению его отца.