Мечтай осторожнее - Александра Поттер

— Да, конечно. — Лайонел понимающе кивает. — Тебе ведь не нужен очередной прохвост, а?

«Прохвост» вызывает у меня перед глазами образ Найджела Хэверса[53]— этакого обаяшки в полосатом костюме. Губы сами собой растягиваются в улыбке.

— Лично я таких мужиков называю «лживый ублюдок».

— И правильно делаешь, — рявкает Лайонел, в кои веки нарушая свой нейтралитет. — В мое время, если какой-нибудь чудила изменял девушке, ее отец ружье на него наставлял. — Осушив бокал, он качает головой: — Впрочем, тогда вообще все было по-другому. Нужно было следовать множеству неписаных правил. Когда мы с твоей мамой познакомились, мне пришлось просить у ее отца позволения за ней ухаживать.

— Страшно было?

— Не то слово. Трясся как заяц.

Пытаюсь представить себе, как этот великан дрожит от испуга, но ничего не выходит.

— Дед у тебя был грозный… До меня очень многие ухажеры сошли с дистанции. Точно тебе говорю.

— Должно быть, ты был по уши влюблен…

— С того самого момента, как ее увидел, — тихо произносит он и сжимает мою руку, одаривая меня тем особенным взглядом, который неизменно сопровождает воспоминания о маме.

В молчании мы переходим к последнему экспонату — фигуре, составленной из черных и белых кубов. Но эту «инсталляцию» я едва замечаю. Думаю о родителях, пытаюсь представить их влюбленными, двадцатилетними. Лайонел прав: в те годы на самом деле все было по-другому. Но в моих отношениях с Джеймсом есть нечто похожее. Его ухаживание по-хорошему старомодно. Сначала ужин в ресторане, потом поход в кино, теперь приглашение в гости… И до сих пор мы только целовались. По нынешним меркам, детский сад. Но когда-то считалось, что события и должны развиваться постепенно, ведь в этом куда больше романтики. Например, мама и папа полюбили друг друга задолго до того, как прыгнули вместе в постель.

Эта мысль восстанавливает мою пошатнувшуюся уверенность, я поворачиваюсь к Лайонелу и, не в силах сдержаться, спрашиваю:

— Скажи, а сколько времени прошло, прежде чем вы с мамой… Ну…

— Времени? — Он смотрит на меня как громом пораженный, а потом разражается хохотом. — Вот еще! Да мы, как кролики, занялись этим на первом же свидании!

Б-з-з-з-з-з-з.

Сорок пять минут спустя я стою перед дверью Джеймса, держа палец на кнопке звонка и нетерпеливо притоптывая.

Все, хватит.

Точнее, какое там «хватит». Мне отчаянно не хватает кое-чего! Это самое кое-что в моей жизни отсутствует. Чего нельзя было сказать о родителях. Нет, ну честное слово. Заниматься сексом меньше, чем твои мама с папой, — чудовищное извращение.

Б-з-з-з-з-з-з.

— Кто там? — раздается наконец в домофоне заспанный голос Джеймса. Смотрю на часы: довольно поздно. Наверное, он уже лег. — Кто это? — Зевок.

— Это я, Хизер.

Ну и пусть он сонный. Я приняла решение. К черту ухаживания. К черту всю эту ерунду про то, чтобы «получше узнать друг друга». И к черту уважение, которое он будет или не будет испытывать ко мне с утра.

— Я думал, у тебя сегодня дела.

— Я уже освободилась.

Пауза.

— Все хорошо?

— Отлично! — вру я. Вряд ли внезапно бросить отца, прыгнуть в такси и объявиться на пороге у потенциального любовника в приступе сексуальной горячки — так уж хорошо, правда? — Можно войти? — спрашиваю напрямую, не совсем четко выговаривая слова. Возможно, коктейли были крепче, чем мне казалось.

— Разумеется.

Щелкает замок, я открываю дверь и нащупываю выключатель. Большая медная люстра заливает светом коридор, и я скачу вверх по лестнице через две ступеньки. Сердце в груди бухает, кровь бежит по венам с бешеной скоростью, рассудок мутится, в паху ноет.

Завернув за угол, вижу Джеймса, который ждет меня на пороге своей квартиры. Видение неземной красоты в белом махровом халате, из тех, что выдают на память в шикарных отелях. Он сводит брови:

— Хизер, что случилось? Ты как будто…

Я закрываю ему рот поцелуем и засовываю язык чуть ли не в горло. Сопротивляться он не пытается — да это и бесполезно. Я пьяная, сексуально озабоченная женщина, которая не занималась любовью почти год. У бедняги просто нет шансов.

— И вот тут-то он мне говорит: «Джессика, рядом с тобой мне хочется стать лучше».

Утро вторника. Мы с Джесс на занятиях йогой. После бесконечных «приветствий солнцу» (сущая пытка для человека, неспособного дотянуться до пальцев ног без предварительной получасовой разминки) я отдыхаю в так называемой «позе ребенка». Другими словами, ничком, носом и взмокшим лбом в ковер.

Глубокий вдох. Боже, какая жара. Закрыв глаза, пытаюсь вообразить, что я на пляже в Гоа или в корнуолльском садике. Короче, где угодно, только не в «Центре священного движения», под завязку набитом потными телами. В довершение всего мне в ухо ввинчивается голос Джесс.

— По-моему, это из какого-то фильма, — откликаюсь я.

Джесс позвонила рано утром, прочирикала, что вернулась из Сиднея, и напомнила, что я еще несколько недель назад обещала сходить с ней на бикрам-йогу («Это обалденно, солнце мое, зал прогревают до тридцати двух градусов, так что запросто принимаешь всякие немыслимые позы»). Я и впрямь обещала, но в тот момент почувствовала, как мои чакры завязываются узлом. Упражняться? В тридцатиградусной жаре? На протяжении двух часов? Да только подумав об этом, я ощутила полный упадок сил.

— Извини, в три часа у меня тюдоровское венчание в Хэмптон-корте.

Невероятно, но я испытала облегчение при мысли о том, что мне предстоит фотографировать жениха и невесту, наряженных под Генриха Восьмого и Анну Болейн. Теперь вы понимаете, до какой степени я ненавижу йогу?

Джесс, однако, мое «нет» не приняла, пришлось соглашаться. Только здесь я поняла, почему она так настаивала на встрече, — и ее мотивы никоим образом не были связаны с бикрам-йогой.

Зато они очень даже связаны с Грегом.

— Что за цинизм, Хизер? — ворчит Джесс.

За последние сорок пять минут она мне все уши прожужжала о том, какой Грег замечательный и какой необычный он ведет образ жизни. Тренируется для участия в чемпионате по триатлону, только что совершил восхождение на Мачу-Пикчу и бегло говорит на пяти языках. Словом, кино снимать можно. Но теперь мечтательная пелена в ее взоре сменилась злобным блеском.

— При чем тут цинизм, Джесс? Я точно помню, что слышала эту фразу в… — Да как же назывался тот фильм?! Теперь буду мучиться.

— Лучше помолчи, — обрывает меня подруга. — Согласна, я перецеловала кучу принцев, которые потом превратились в лягушек. Но Грег… — мечтательно тянет она, — совсем другой. Честный и искренний. И по части отношений с женщинами — все в полном ажуре. Никаких тебе бывших жен, было несколько подружек, но ничего серьезного… — Она загибает пальцы. — Хочет остепениться и нарожать детей…