Девушка из другой эпохи - Фелиция Кингсли

загородное поместье и перестроить городской дом, потому что сейчас там нет детской.

Он хочет много детей – хотя я вообще об этом не спрашивала, – трех мальчиков и трех девочек в следующем порядке: мальчик, мальчик, девочка, мальчик, девочка, девочка.

– А если первой родится девочка, что вы будете делать? Просить возврата с компенсацией в течение тридцати дней? Или оставите негативный отзыв с одной звездой роженице? – вырывается у меня. – Товар не соответствует описанию.

Он озадаченно смотрит на меня:

– Что?

– Ничего. – Хорошо, что он не понял. Хотя было бы забавно, если бы понял.

– Такая жалость, что здоровье моей матери не позволяет ей путешествовать. Я бы хотел вас ей представить.

– Зачем? – вытаращив глаза, уточняю я.

– Мне бы хотелось, чтобы вы получили ее одобрение, прежде чем пускаться в серьезные ухаживания.

На словах «серьезные ухаживания» Люси, сидящая напротив меня, вздрагивает. Или же это из-за ямы, в которую мы попали. Желудок делает кульбит.

– В тридцать шесть лет вам не хватает собственного суждения? – подкалываю его я.

Карета сворачивает на еще более разбитую парковую дорожку, и от постоянных подскоков мне становится только хуже. Боже мой, сколько еще терпеть эту пытку?

– Женщина, на которой я женюсь, станет герцогиней Уиндэм вместо моей матери, а эта роль предполагает большую ответственность. Вдовствующая герцогиня сможет понять, есть ли у вас необходимые качества.

– Не желаете ли также измерить ширину моих бедер, чтобы оценить, смогу ли я обеспечить вам всех наследников из вашего списка? – Простите, не могу воспринимать эти его разговоры всерьез.

А вот он определенно может.

– Думаю, это пока преждевременно, – отвечает он. – Возможно, перед составлением брачного контракта.

– Знаете что? Думаю, уже поздно и мне пора возвращаться, – сворачиваю разговор я.

– Еще нет, я хочу доехать до конца парка, там в это время дня очень живописно.

– Быть может, в другой раз.

– Уже недалеко, – настаивает он. – Доверьтесь мне.

– А вы поверьте мне, когда я говорю, что мне лучше выйти из экипажа.

– Я бы хотел организовать прием в конце недели в своем поместье в Беркшире, когда состоится дерби в Аскоте. Мне бы хотелось, чтобы вы были моей гостьей, – продолжает он, не обращая внимания на мое тяжелое дыхание.

– Сердце сейчас выпрыгнет, – говорю я, страдая от тахикардии.

– Рад, что прогулка вызывает у вас такой энтузиазм.

Но это не энтузиазм. Это тошнота.

– Остановите коляску, – умоляю я.

– Мы почти прибыли, остался лишь один поворот…

– Люси… – Господи, что же мне делать? – Люси, дай мне зонтик! – в отчаянии прошу ее я, протягивая руку к прогулочному зонтику, который лежит рядом с ней на сиденье.

– Зонтик? Но мы же в тени деревьев, и день клонится к закату, – возражает Резерфорд. – Зачем вам он?

Сильный приступ тошноты возвращает пред наши с Резерфордом взоры сэндвичи миссис Брай, которые из желудка попали в тонкий розовый шелк зонта.

– Следовало предупредить, что вам нездоровится, – раздраженно укоряет меня он. – Я только что заменил кожу на сиденьях.

– Я пыталась, но вы были слишком заняты, слушая собственный голос, – возражаю я; в горле все еще жжет. – Прошу меня извинить, но нам с Люси пора возвращаться.

Воскресенье, 2 июня, 1816 год

26

Тетя Кальпурния так терзалась чувством вины из-за моего плохого самочувствия во время прогулки с Резерфордом, что, хотя я и пыталась ее успокоить, она решила, что в это воскресенье мне следует отдохнуть: неделя предстоит насыщенная. Завтра открытие моста Воксхолл и торжественный вечер в Воксхолл-Гарденз, в четверг премьера оперы Моцарта «Так поступают все женщины»[30] в Театре Его Величества и регата в Сент-Джеймсском парке в субботу, так что надо быть в форме.

Сегодня, вопреки всем ожиданиям, принесли новый букет от Резерфорда вместе с запиской, в которой он выражал сожаления по поводу моего недомогания, извинялся, что не понял моего состояния, и повторял свое приглашение для меня и моей семьи погостить в Уиндэм-холле после дерби в Аскоте. Прочитав приглашение, тетя тут же собирается бежать к леди Сефтон, продумать каждую деталь.

Ну а я, наоборот, рано ухожу к себе, переодеваюсь в платье, в котором ходила в таверну в Саутворке, и добираюсь до окна Ридлана.

– А вы что здесь забыли? – спрашивает он, увидев, как я спрыгиваю с подоконника в его кабинете.

– Я готова к походу в Ньюгейт, – объявляю я.

Ридлан поднимается из кресла и надевает сюртук, который висел на спинке.

– Когда я сказал, что пойду в тюрьму, я имел в виду, что пойду я, а не мы.

– Даже не думайте, – возмущаюсь я, уперев руки в бока.

– Уж точно не в таком наряде.

– И почему? Проститутки тоже навещают заключенных. И в Саутворке, насколько я помню, сработало, – возражаю я.

– Сработало, даже слишком хорошо. Я вас в таком виде не возьму в тюрьму, где мужчины месяцами женщин не видят.

– А если я переоденусь в мужской наряд? – предлагаю я.

– Что? – озадаченно переспрашивает он.

– Если я оденусь как мужчина, проблем не будет?

Он растерянно оглядывается, чешет в затылке.

– Не знаю, как вам это сказать, но считаю, что, как бы вы ни оделись, за мужчину не сойдете.

– Я буду осторожна, – настаиваю я.

– На нас могут напасть, а я не хочу подвергать вас ненужному риску, тем более что прекрасно справлюсь сам, – объясняет он мне. – Я хочу сосредоточиться на деле, а не беспокоиться о том, как вас защитить.

– Вы за меня беспокоитесь?

– Я беспокоюсь за всех, за кого отвечаю. И ненавижу подвергать людей ненужной опасности, как случилось тем вечером в Саутворке.

– Но в тюрьме полно охраны, – продолжаю я. – Мы ничем особенно не рискуем.

– Вероятность, что что-то пойдет не так, очень высока, – серьезно возражает он, скрестив руки на груди.

– Вы преувеличиваете, – не сдаюсь я.

– Уверяю вас, нет.

– В этом расследовании я не хочу быть просто красивой куклой, которая только и делает, что слушает сплетни в гостиных между чашками чая, пока вы сталкиваетесь с ситуациями более…

– Так, договаривайте, – подначивает меня он, прекрасно зная, что если я скажу «опасными», то таким образом докажу его правоту.

– Интересными, – выкручиваюсь я.

– Вы просто безрассудны, Ребекка. Поверьте, если я говорю вам держаться подальше, значит, у меня на то есть веская причина, и, как правило, я не ошибаюсь.

– Может, в этот раз да, – не уступаю я. – Поспорим?

Рид в несколько шагов пересекает кабинет и встает примерно в ладони от меня. И снова я ощущаю волнующий запах лакрицы и мяты.

– Спорим.

– Отлично, – удовлетворенно заключаю я. – Если окажусь