Беззаботные годы - Элизабет Говард

* * *

Сборы в дорогу наконец закончились лишь в одиннадцатом часу. Расселись по трем машинам, набитым полотенцами, купальными костюмами, корзинами для пикников, ковриками и личными вещами, который каждый из них счел необходимым взять с собой для развлечения. Младшие дети прихватили ведерки, лопатки и сачок для ловли креветок – «и совершенно напрасно, Невилл, здесь же нет ни одной креветки». Няни взяли вязание и «Мир детской», Эдвард – фотоаппарат. Зоуи – «Унесенных ветром», свой новый купальник с американской проймой – темно-синий, с белыми пикейными бантиками у ворота и сзади на талии – и темные очки. Руперт – альбом для эскизов и несколько угольных карандашей. Клэри – жестянку из-под печенья, чтобы собирать ракушки и всякую всячину. Саймон и Тедди – две колоды карт, так как недавно научились играть в безик. Луиза взяла «Большой-большой мир» и банку «Wonder-крема» (хранился он и правда плохо – стал водянистым на дне и покрылся какой-то зеленоватой коркой сверху, но она считала, что ему надо найти применение), а Полли – свою бокс-камеру «кодак-брауни», лучший подарок из всех полученных ею на прошлый день рождения.

У Вилли в пляжной сумке лежала книга про Нижинского и его жену, а также баночка крема «Божественный бальзам», лейкопластырь и запасной купальник – она терпеть не могла сидеть в мокром. Эдвард, Вилли и Руперт ждали за рулем машин, в которые постепенно набивались пассажиры, к началу поездки уже успевшие взмокнуть, а в некоторых случаях и всплакнуть от жары и убежденности, что их посадили не в ту машину.

Миссис Криппс проводила их взглядом из окна кухни. Ей пришлось не только стряпать завтрак, но и с семи часов трудиться не покладая рук, чтобы заготовить сэндвичи с крутым яйцом, сардинами, сыром и ветчиной собственноручного приготовления, а также тминный кекс, овсяные лепешки и бананы на сладкое. И вот теперь наконец пришло время спокойно выпить чашечку чаю, пока не явилась мадам с распоряжениями.

По причинам, излагать которые ей не хотелось, Рейчел было трудно известить Дюши о своих договоренностях. Она передумала просить машину: несмотря на жару, велосипед обеспечил бы ей больше свободы. Но когда Дюши вышла к завтраку и завела расспросы, Рейчел сочла своим долгом выдать их тайну и сообщить, что она и Сид собрались пообедать в чайной, и Дюши, которая считала обеды в отелях, ресторанах и даже чайных нелепой тратой денег, а также неподобающим поведением, настояла, чтобы они приехали домой к обеду, и вызвала Айлин с просьбой передать Тонбриджу, чтобы машина была готова через полчаса, прежде чем Рейчел успела возразить. «После обеда мы сможем прогуляться, – подумала она. – Это будет не хуже. Почти ничем не хуже». От дальнейших возражений ее отвлекла Сибил, которая, хромая, вошла в маленькую столовую, извинилась за опоздание и с явным облегчением рухнула на стул. Она потеряла равновесие, выходя из ванны, и подвернула ногу, объяснила Сибил. Рейчел, которая служила в ДМО[10] в последние годы войны, уговорила ее показать ногу. Щиколотка страшно распухла и явно причиняла мучительную боль. Дюши принесла гамамелис, Рейчел – эластичный бинт и корпию, и на ногу наложили повязку.

– Только обязательно держи ее поднятой, – предупредила Рейчел, придвинула к Сибил второй стул и осторожно положила на подушку пострадавшую ногу. В итоге Сибил пришлось сидеть вполоборота к столу, поза была неудобной, и спина почти сразу заныла. Из-за ноги она едва сумела одеться и уже чувствовала себя усталой, а день только начался. Рейчел ушла, чтобы ехать в Бэттл, а Дюши, налив чаю и заказав для Сибил свежий тост, отправилась на кухню к миссис Криппс. Дождавшись Айлин с тостом, Сибил попросила принести ей подушку под спину, а пока ее распоряжение исполняли, просмотрела утреннюю газету, которую оставили открытой на странице зарубежных новостей. Какого-то пастора Нимёллера арестовали после продолжительной проповеди в Далеме – этого названия она никогда не слышала. Сибил решила, что не хочет читать газету, и есть ей тоже не хотелось. Она наклонилась вперед, чтобы Айлин подсунула ей под спину подушку, и при этом как будто чья-то рука медленно сжала ей позвоночник у поясницы. Не успела она заметить это ощущение, как оно ослабло и вскоре исчезло совсем. Странно, успела подумать она, и вдруг без предупреждения ее затянуло в водоворот парализующей, бездумной паники. А потом и паника отступила, лишь осколки вполне понятных опасений всплыли на поверхность в ее мыслях. Полли и Саймон припозднились: Полли на одиннадцать дней, Саймон – на три. А до срока ей еще недели три-четыре, падение не могло повредить ему (или им), а Хью, наверное, уже в Лондоне, падение вызвало шок, только и всего… Чепуха! Для того чтобы подбодрить себя, она ощупала собственное тело. Ее бросило в пот, под мышками покалывало, а лоб, когда она приложила к нему ладонь, оказался влажным. Зато со спиной теперь все было в порядке, если не считать слабой боли, когда она принимала неудобную позу или оставалась в одном положении слишком долго.

Пошевелив ступней, от внезапного укола боли она почти испытала облегчение. Щиколотки – сущее мучение, но и только. У нее пересохло во рту, она глотнула чаю. Ей просто не повезло, как раз когда она собиралась немного прогуляться по саду, который толком не видела в это время года. Она представила, как идет босиком по ухоженному газону, еще прохладному от росы, мягкому и пружинистому, и ей нестерпимо захотелось пройтись сейчас же. От досады она раздраженно заерзала – да где же там застряла Айлин…

– С вами все хорошо, миссис Хью?

– Да, вполне. Подвернула ногу, вот и все.

– А-а, так вот оно что, – Айлин, кажется, успокоилась. – От этого бывает очень больно, – она взяла поднос. – Вы ведь позвоните, если что-нибудь понадобится, да, мадам? – Наклонившись над столом, она переставила медный колокольчик поближе к Сибил. И ушла.

«Пожалуй, мне следовало бы сейчас быть в Лондоне, а не так далеко от него, – думала Сибил. – Я могла бы вернуться вместе с Хью, вызвать такси к конторе». Сидеть в такой позе было решительно невозможно, слишком уж неудобно. Ей хотелось позвонить Хью и узнать его мнение, но это лишь встревожило бы его, поэтому она удержалась. Если она сумеет встать и взять какую-нибудь трость из кабинета Брига – он совсем рядом, напротив по коридору, – тогда можно выйти в сад. Идти, опираясь на трость, будет гораздо легче. Она повернулась и тяжело спустила ногу со стула; щиколотка отозвалась таким острым взрывом боли, что на глаза навернулись слезы. Пожалуй, лучше позвонить Айлин и попросить принести трость… и вдруг она заметила, что та же рука вновь сжимает ее позвоночник – несильно, но зловеще, предвещая боль. На этот раз она вспомнила, что это за ощущения. Это лишь начало. Мягко сжимающая рука превратится в тиски, а потом в нож, который будет медленно устремляться вниз, рассекая ее позвоночник, останавливаться через секунды после того, как ощущения станут невыносимыми, и вроде бы исчезать, но на самом деле затаиваться и готовить новую, еще более убийственную атаку… Надо встать и добраться… Опираясь на стол, она поднялась на ноги, потом вспомнила про колокольчик, теперь недосягаемый, и когда наклонилась над столом, чтобы дотянуться до него, почувствовала, как теплым потоком из нее хлынули отошедшие воды – все не так, подумала она, мгновенно расплакавшись, но дотянулась-таки до колокольчика и звонила, звонила целую вечность, чтобы хоть кто-нибудь пришел.