Николай Крючков. Русский характер - Константин Евграфов

И совсем личное… Вспоминаю несколько встреч-разговоров под крепко заваренный «крючковский» чай. Особенно в Доме ветеранов кино на Матвеевской, где Николай Афанасьевич меня после тяжкой болезни по-мужски поддержал, уверяя, что у меня еще «ого-го» сколько дней и лет хороших впереди…

Валентин Толстых, доктор философских наук, профессор, 1994 год

Последний Бродвей

(из беседы автора с артистами-супругами Борисом Токаревым и Людмилой Гладунко)

Автор. В 1970 году вы оба участвовали в съемках фильма «Морской характер» по книге Леонида Соболева «Морская душа». Этот фильм был посвящен защитникам Одессы, морским пехотинцам, сражавшимся с фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны. Борис Васильевич играл в нем роль Андрея, Людмила Михайловна – роль морской разведчицы Татьяны. Николай Афанасьевич играл старого черноморца Помпея Евдокимовича.

Л. Г. Там сложился тогда прекрасный актерский коллектив. Нашими партнерами, кроме Крючкова, были Дружников, Глебов. Кстати, Петр Петрович был поразительно скромным человеком. К тому времени он уже создал на экране незабываемый образ Григория Мелехова в «Тихом Доне» и все как бы смущался своей известности. Таким он оставался до конца своей жизни. Мы с ним очень дружили.

Автор. Петр Петрович Глебов был всего на пять лет моложе Николая Афанасьевича, но относился к нему как к учителю. В альбоме, посвященном Крючкову, он писал: «Коля был всегда доступен каждому, кто подходил к нему, выражая свои восторги за его образы, созданные в кино. Удивительная достоверность, органичность и правда делали их легкими для восприятия. Я всегда любовался отсутствием игры, такой вот достоверностью, как у Жана Габена. Таким вот – не актером, а живым человеком – воспринимали все Крючкова, потому он и был первым среди первых».

Б. Т. Все правильно. Вот когда шли съемки, мы жили в Одессе в гостинице «Аркадия», и ему председатели местных колхозов привозили яблоки и помидоры не килограммами и ящиками, а машинами. Они принимали его не за недоступную знаменитость, а за своего старого товарища, с которым давно не виделись и вот, наконец, встретились. Он звонил нам в номер: «Боба, захватите с собой какие-нибудь кошелки и приходите ко мне: мне тут яблоки привезли». Или: «помидоры привезли». Действительно, при всех своих званиях – куда уж выше Героя! – он оставался очень доступным человеком, никогда не болел «звездной болезнью». Со всеми коллегами всегда был на равных. У него такого, что вот «вы, мол, ребята, сами по себе, а я вот один такой», никогда не было. А успех у публики у него был ошеломляющий. Сам тому свидетель. Вот он выходил с гармошкой, пел «Три танкиста», и все вскакивали с мест и орали от восторга как оглашенные.

Л. Г. Для нас Крючков тоже не был идолом, перед которым бы мы преклонялись: «Ах, Крючков! Ах, великий!» Мы чувствовали сами себя не хуже – максимализм молодости! Да вот Боря – он пришел с картиной, которая получила «Серебряного Льва» в Венеции. В Крючкове нас занимало обаяние его личности. Он был прост и бесподобно колоритен. Его рассказы и байки давно стали расхожими анекдотами и растиражированы.

Мы тогда с Борей только поженились, нам хотелось погулять, уединиться, а Николай Афанасьевич звонил и приглашал: «Боба, приходите ко мне – будем леску распутывать». Ему было тоскливо одному. И мы шли к нему, разматывали эту леску, а он начинал рассказывать. О чем он рассказывал, меня никогда не интересовало – он завораживал словами, их расстановкой, неожиданными метафорами, построением фраз, и мы попадали под какой-то гипноз. Я начинала засыпать, Боря уже кемарил, а к Николаю Афанасьевичу сон не шел. И тогда я говорила: «Николай Афанасьевич, нам пора спать – в семь часов съемка». «Ну ладно, ладно, идите уж…»

Б. Т. Да, говорил он всегда вкусно. В нем было столько силы, мощи, что он не мог обойтись без крепких слов и сильных выражений. У него на все были оригинальные суждения. Иногда его просто провоцировали вопросами, и никогда нельзя было предсказать его ответы.

Автор. После того как в 1980 году Николаю Афанасьевичу присвоили звание Героя Социалистического Труда, он никогда не появлялся в общественных местах без Звезды на лацкане пиджака. Его коллеги-кинематографисты свидетельствуют, что даже на студию просто так он приходил всегда со Звездой на груди.

Б. Т. Это действительно так. Но здесь не было даже доли кичливости. Просто он относился к званию Героя с большим уважением.

Автор. Сергей Бондарчук вспоминал, как однажды Крючков подошел к нему и спросил: «Сергей, ты почему Звезду Героя не носишь?» Бондарчук не нашелся, что ответить, и только пожал плечами. «Народ должен знать своих героев», – с лукавой улыбкой сказал Николай Афанасьевич и, как показалось Бондарчуку, с гордостью, весомо поддержал ладонью свою Золотую Звезду.

Б. Т. Да, Николай Афанасьевич очень гордился званием Героя. Чтобы не перевешивать Звезду, он заказал несколько дубликатов, и они у него висели на каждом пиджаке. А настоящую Звезду он хранил дома. К этому его принудил еще и неприятный случай. Как-то он сидел в ресторане и оставил на минуту без присмотра свой пиджак на стуле, и с него сняли орден Ленина, а орден Трудового Красного Знамени кто-то, видно, помешал снять. «Ленинешник сперли, а трудовешник не успели спереть», – объяснял он потом друзьям.

Автор. А после съемок на Черном море вы продолжали поддерживать дружбу с Николаем Афанасьевичем?

Л. Г. Да, до самой кончины. Дело в том, что мы долгие-долгие годы жили в Доме творчества работников искусств на Икше. Там тогда были Крючков, Фрадкин, Таривердиев, Санаев, Смоктуновский…

Б. Т.…который часто привозил на своей «Волге» какую-нибудь жуткую железяку в багажнике. Он вынимал ее, а я спрашивал: «Что это?» – «Боречка, – отвечал Иннокентий Михайлович, – я же Плюшкин! Ехал и вижу – на дороге лежит вот эта штуковина. Я остановился и взял ее. Не знаю, для чего я ее взял…» И мы долго стояли, размышляя, к чему бы ее приспособить.

Л. Г В последние годы Лидия Николаевна Николая Афанасьевича привозила на Икшу ранней весной и сидела с ним по рекомендации врачей до поздней осени. Мы были постоянными гостями у них, шутили, смеялись, но это был уже не тот смех, который звучал в 70-м году: наверное, возраст уже накладывал отпечаток грусти. Николаю Афанасьевичу трудно было говорить – у него болели связки. Надо в пояс поклониться Лидии Николаевне, которая окружила его заботой и продлила ему, в сущности, жизнь.

Б. Т. Лидия Николаевна спасла его, когда у него оторвался тромб. Как говорил сам дядя Коля: «Лежал вверх ногами два месяца». Так вот, Лидия Николаевна отпаивала его всякими соками, какими-то настоями, травками и не знаю чем еще.

Он тогда бы еще ушел из жизни, а она его вызволила.

Л. Г. Она, дочка и внучка ухаживали за ним как за ребенком. Готовили ему отдельно, постоянно консультировались с врачами. Уход был изумительный.