После дождичка в четверг - Мэтт Рубинштейн

Джек покидал библиотеку с ощущением, что во всех этих книгах нет ни слова, что страницы, пожелтевшие по краям, и кожаные переплеты девственно чисты, а вернувшись в церковь, не увидел на киноафишах ни одной буквы. При мысли о манускрипте, спрятанном в склепе, его охватило чувство сродни ужасу — Джек подумал, что никогда не разгадает тайну этой проклятой рукописи. Он сидел в одиночестве на полу и тупо наблюдал, как меркнет свет и здание наполняется тенями. Не было сил даже для того, чтобы встать и включить лампу. И когда мрак окутал стены и потолок, Джек осознал, что рад этому: он ничего не мог прочесть и ничего не хотел видеть.

Он не слышал, как вернулась Бет. Вернее, ему приснилось, как она вернулась, открыла дверь, на цыпочках подошла к нему.

— Джек…

Он спал и думал о языке ангелов — о тех нескольких словах, которые Ди успел записать, прежде чем утратил ключ. Это был великолепный язык, который открывал душу; он мог, свободно циркулируя между людьми, всему их научить, но сгинул в языках пламени.

— Ты спишь?

Наверное, да — его грудь размеренно опускалась и поднималась, хотя глаза и были открыты. Он не желал отрываться от этого чудного языка и возвращаться в обычный мир.

— Джек спит.

Бет что-то пьяненько бормотала, описывая вокруг него круги; сброшенная одежда валялась по всему полу, Джек почувствовал, как нагие тени ласкают его, дразнят, будят, — возможно, его посетил суккуб.

— Спи, Джек, спи.

Он спал или притворялся, глядя незрячими глазами в сторону двери. Бет забралась в постель, прижалась пахом к его ягодицам, провела пальцами по бедру. Его окутали разнообразные запахи: дым, алкоголь, духи. Наверное, она неплохо провела вечер.

— Я думала о нашем маяке, Джек, — прошептала Бет. — Маяк в пустыне, который светит сквозь людей. Я подумала — все это очень хорошо. Но что, если свет недостаточно сильный? Он не может просветить тебя насквозь, а освещает только краешек. Тогда, значит, и ты ничего не видишь. Или видишь неправильно.

Он пытался следить за ходом ее мысли, но рассуждения Бет пошли куда-то в сторону. У пьяных своя логика.

— Свет, который проникает в тебя… Но такого света не бывает, Джек. А в потемках может случиться что угодно. Что угодно случается там, куда ты не можешь заглянуть. А когда ты хочешь увидеть… когда ты пытаешься обернуться…

Бет ослабела и стала засыпать. Если он встанет, то испугает и смутит ее. Он позволил ей лежать рядом. Утром все будет в порядке; утром он решит все проблемы.

— Это сумерки, Джек. Единственный свет, который у нас есть.

Чьи-то фары осветили витраж, на потолке заиграли все цвета радуги — эллипсы превращались в круги, а затем снова вытягивались. Прежде Джек этого не замечал.

Джек проснулся поздно, измученный; Бет уже ушла. Пол был усыпан скомканными листками, похожими на лилии. Джек нагнулся и стал их разворачивать, чувствуя себя столетним старцем. Тот же самый рисунок, который он видел накануне: три сердитых мазка (лицо), длинный контур тела. На первом листке фигурка была двойной, у каждой линии имелся «призрак». Точка зрения пьяного или больного.

День на пляже. На следующем листке Бет нарисовала целых три фигурки — красную, зеленую и синюю. Неуверенные контуры, приятная асимметрия: зеленая Бет находилась дальше от синей и красной, чем последние две — друг от друга. Это был хороший рисунок, и Джек почти его понимал.

На следующем рисунке обнаружились четыре Бет: черная, желтая, розовая и голубая. Что-то в цветах… Он не понимал, куда делась Бет. Они должны были вместе ехать на церемонию награждения. Все остальные рисунки изображали то же самое либо были неоконченными набросками. Джек оставил их валяться на полу.

«Норвежское общество» в основном занималось торговлей, ветряными электростанциями и производством картона, но заодно поощряло переводчиков и любителей мифов и поэзии. Церемония проходила в погожий день, зал находился в нескольких кварталах от центра города.

Джек припозднился и был вынужден стоять в задних рядах, где почти ничего не видел за норвежцами — высокими и массивными с волосами цвета серебра или меди и похожими на штормовое небо глазами. После доклада о недавних исследованиях в области саг и происхождении старинных документов речь зашла о традиционных кеннингах. Ворон — «лебедь битвы», битва — «спор мечей», меч — «кровавый змей», кровь — «вино воронов», и так до бесконечности. Все соглашались, что Торн победил по праву. Люди размышляли о «солнце и парусах души», и их красивые лица хмурились.

Есть что-то достойное жалости в том, чтобы приклеивать слова друг к другу, подумал Джек. Это язык пигмеев, но не ангелов. Он не мог стряхнуть с себя ощущение безнадежности по поводу всего происходящего. Ему нечего здесь делать. Манускрипт еще никогда не казался таким важным и таким далеким. Он обладал силой, выходящей за грани фантазии; госпитальеры и террористы сделают все, чтобы его вернуть, и единственная надежда Джека — перевести книгу первым. Но он не знал как.

После церемонии награждения они все собрались на парковке и поздравили друг друга. Дэв, сидевший у Сэнди на руках, молча посмотрел на Джека и ухватил себя за пухлую щечку.

— По-моему, неплохо, — сказала Сэнди и, понизив голос, добавила: — Но почему бы просто не сказать «любовь»? Только не говори Торну.

— Я с тобой согласен.

Сэнди просветлела.

— Интересно, как бы они назвали… лопату?

— На следующий год можешь поучаствовать в конкурсе.

— «Скорбь земли». Или «победитель картошки».

От земли поднимался легкий пар. Двое норвежцев не сошлись во взглядах и принялись обзывать друг друга «сыновьями презрения» и «иссыхающими умами». Джек покачал головой и снова обернулся к Сэнди:

— Спасибо, что вчера вывела Бет проветриться.

На ее лице мелькнуло насмешливое выражение.

— Не стоит благодарности.

— Я имел в виду, ей полезно где-то бывать.

— Мне тоже. Наплевать на все и пропустить пару стаканчиков. Приятный тихий вечер.

Джек поднял бровь.

— А что ты называешь шумным вечером?

Сэнди застенчиво улыбнулась:

— Ну, это бывало раньше… Как она себя чувствовала утром?

— Наверное, хорошо. Я думал, она приедет.

— Ой, у нее вечно что-нибудь меняется.

— Это точно.

Эш исследовал так называемую карту Винланда, которая утверждала, что викинги открыли Америку в XI веке. Теперь он стоял под деревом и разговаривал с Питером, а потом увидел Джека и помахал ему перебинтованной рукой.

— Кто это? — спросила Сэнди.

— Я как-то о нем рассказывал. Думал, он тебе понравится.