После дождичка в четверг - Мэтт Рубинштейн

Обвиняемый. Ваша светлость, это же прямая дикость».

Вот оно — династия английских палачей, которые не стеснялись снести голову ближнему своему, зато сидели по ночам с перьями и линзами, чтобы спасти запрещенный памфлет. В этом есть какой-то извращенный смысл, подумал Джек. Судья не поверил. Кетча признали виновным и отправили все его подделки, или чем там они являлись на самом деле, на костер вторично, а его самого приговорили к повешению. Впрочем, его светлость, должно быть, был впечатлен искренностью истории Кетча: королю послали просьбу о помиловании, и смертный приговор был заменен высылкой опального палача в Новый Южный Уэльс.

Джек не знал, работает ли Бет сегодня. Определенно он видел, как она толкает по коридору тележку и складывает листочки с требованиями, но не помнил, вчера ли это было. Когда он перечитал список сожженных документов, его охватило ощущение, что Бет незримо присутствует в библиотеке — возможно, носится по проходам, меж старых книг — или действительно бродит босиком по воде бухты, а может, сидит между небом и землей у могилы Фрэнка. Она где угодно или вообще нигде. А что, если именно таким смыслом и полнились ее рисунки? Впрочем, это было всего лишь ощущение.

В обвинениях, выдвинутых против Кетча, не упоминались никакие письма в Гластонбери — Олд-Бейли[13]не сумел заграбастать ключ к манускрипту. Да это и не важно. Отказавшись поверить в признание Кетча, предавшего собратьев, суд позволил тайне жить дальше. Новый Кетч, должно быть, сжег еще сколько-то фальшивок, пока предыдущий ждал высылки. Оригиналы остались нетронутыми, Джек был в этом убежден.

Он не знал, чтó бывший палач привез с собой в Австралию — подлинники или копии. Критерии истинного и ложного теперь казались ему надуманными. И Джек понятия не имел, зачем Кетчу вообще было это делать. Палач не знал, что водном из старых писем находится ключ к древнему манускрипту, который в год его рождения был куплен неким собирателем на аукционе, затем озадачил лучшие умы Лондона и был в итоге переправлен монаху с Лендс-Энда. Тот, возможно, изучил его, так же как и Джек, и в то же самое время Кетч был выслан за мошенничество.

А монах последовал за ним. Джек ощутил легкую дрожь: темная тропа наконец-то вывела его из лесу. Он проследил историю документа от Родосского ордена до брата Констана. Манускрипт был разделен и собран, погребен и вырыт из земли, а затем очутился в склепе под церковью. У Джека было некое смутное воспоминание еще об одном изыскании, касающемся манускрипта, еще одной загадке, которая могла быть с ним связана, но сейчас он мог думать только о ключе.

Он не находил никаких свидетельств тому, что Кетч прибыл в Австралию. В мае 1787 года преступника доставили на борт судна под названием «Дружба», которое отправилось в Новый Южный Уэльс в числе Первой флотилии, — одиннадцать кораблей, восемьсот каторжников, пятьсот членов команды, Библия и молитвенник. Когда флот достиг бухты Сиднея спустя восемь месяцев плавания и пятнадцать тысяч миль, недосчитались примерно сорока человек — на борту случались смерти, рождения и побеги. Джек Кетч исчез. Ни в одном из корабельных или береговых документов он не упоминался; не имелось никаких свидетельств его отъезда из Австралии или смерти.

Теперь Джек знал, что Бет нет в библиотеке — и не было весь день. Он искал сведения о Кетче на каждом этаже, в каждом углу. Он снова прошелся по отделу редких книг и залу открытого доступа, но Бет не обнаружил. Если ее нет на работе, то чем же она занимается?

Библиотека была на удивление пустой — несколько студентов и любителей генеалогии. Джек ощутил приступ одиночества, а затем страх, что за ним наблюдают террористы с татуировками или подозрительные иоанниты. Но если их нет здесь, если они добрались до церкви, а Бет там… Он буквально разрывался, но все же более важной счел тайну Джека Кетча.

Джек просматривал дневники и рукописные журналы, письма, исполненные тоски по дому и изданные в виде книг, акварельные и карандашные наброски колонии. Суровая местность, удивительные животные. Он прочел о нелегких отношениях между поселенцами и аборигенами, начавшихся со взаимного любопытства и окончившихся побоищами и оспой. Как развивалась бы ситуация, понимай эти люди друг друга? Они, конечно, создали пиджин, но это не язык. Все колонисты теряли зубы и страдали болью в суставах из-за цинги, хотя вокруг бухты в изобилии росли лимонные деревья и клюква.

Ни следа Кетча. Ничто более не напоминало Джеку о бывшем палаче. Было уже слишком поздно: что бы с ним ни случилось, это произошло по пути в Австралию. На каждом из кораблей по крайней мере один член экипажа вел дневник путешествия. Жара и болезни, незнакомые широты. Каторжники не вели дневников; об этих людях вообще вспоминали, лишь когда они болели, умирали или совершали новые преступления. Экипаж только изредка заглядывал в их мир, расположенный ниже ватерлинии.

«Мы обнаружили, что кто-то из каторжников с большой изобретательностью и ловкостью изготовляет фальшивые четвертаки из старых пряжек, матросских пуговиц и оловянных ложек. Чтобы найти приспособление, при помощи которого это делалось, был произведен строгий и тщательный розыск, но впустую; ничего подобного среди каторжников обнаружено не было».

Джек перелистал дневник в поисках новых записей о фальшивомонетчике, но ничего не нашел. Естественный свет угасал, горели только лампы на потолке. Солнце опускалось за небоскребы. Времени оставалось немного. Он вернул дневник на полку и взял следующий.

«6 июля. Ветер по-прежнему неблагоприятный, за минувшую неделю мы продвинулись едва ли на один градус. Теперь мы находимся на 6°36′ северной широты и более чем когда-либо горим желанием пересечь экватор, к которому приближаемся со скоростью черепахи. Порция воды сократилась до трех пинт в день, а солнце палит нещадно; некоторые заключенные и члены команды сообщают о загадочных звуках, постукиваниях и стонах, которые доносятся снаружи, а также о бледных огнях на горизонте, где не должно быть никакой земли. Один из моряков утверждает, что «Дружба» движется так медленно, поскольку плывет по песку; пришлось заковать его в кандалы и объяснить ему природу ветров в тропиках».

На столе напротив Джека мигала лампа, и при этом мерцающем свете бледный молодой человек читал журнал. Джек собрал свои книги и пересел за другой стол. Молодой человек продолжал читать, не обращая на него никакого внимания.

«7 июля. Пусть на меня самого наденут кандалы, но сегодня я видел такие странные вещи, которые невозможно объяснить жарой или унынием. Сначала свет, а затем порыв ветра и сильное волнение с правого борта. Обычно такое бывает, когда появляется стая дельфинов или летучих рыб, но на этот раз мы увидели в воде обнаженного человека. Когда его втащили на борт, выяснилось, что это матрос с нашего же корабля, который сказал, что в среду свалился в море и плыл до сих пор, причем судно неизменно держалось немного впереди его. Бедняга! Никто не поверил, что это наш матрос, но он тем не менее значился в списке, и когда мы перенесли его в кубрик, все его документы оказались в полном порядке и он был очень рад снова обрести свой сундук с книгами. Даже я не сумел его опознать, поскольку он был весь в синяках, но провел с ним остаток дня и нашел, что он очень любезен; теперь с трудом могу поверить, что мы едва не потеряли нашего дорогого мистера Фида».