Главная тайна горлана-главаря. Книга 4. Сошедший сам - Эдуард Филатьев

О своём переезде из мексиканского отеля в советское полпредство (полномочное представительство) Владимир Владимирович поведал. Но только в письме Лили Брик, объяснив смену места пребывания тем, что в полпредстве малолюднее и дешевле.

П.Л.Войков фотографирует В.Маяковского и секретаря полпредства А.Ульянова во дворе советского посольства в Варшаве. 1927 год

А тут вдруг поэт объявил на весь Союз (в очерке «Поверх Варшавы») о своём очередном переселении:

«Я переселился в пустующую до приезда курьеров дипкурьерскую комнату полпредства».

Зачем об этом надо было сообщать читателям? Ведь полпредство – это не гостиница, куда вселяются по собственному желанию. Стало быть, в этом была какая-то надобность. Или (рискнём предположить) поступило какое-то распоряжение из Москвы, для выполнения которого понадобилось присутствие поэта на территории представительства.

Известно ли что-нибудь о том, чем именно занимался там Маяковский?

Сохранились фотографии: Маяковский во дворе советского полпредства (как всегда, с папиросой во рту), рядом с ним – секретарь полпредства (он же резидент ОГПУ) Александр Фёдорович Ульянов («товарищ У», как называли его коллеги-чекисты). Напротив – с фотоаппаратом в руках – посол Пётр Лазаревич Войков.

Заглянем в энциклопедический словарь.

«ВОЙКОВ Пётр Лазаревич. Знал греческий и латинский языки, блестяще закончил математический факультет университета в Женеве. После Октябрьской революции был послан на Урал комиссаром снабжения. Принимал участие в расстреле царской семьи. Как человек сохранил в себе очень ценные качества: был задушевным, беззлобным, ценил юмор, являлся интересным оратором. С октября 1924 года – полпред в Польше».

Добавим к этому, что из эмиграции в Россию Пётр Войков (тогда ещё Пинхус Вайнер) возвращался в одном из «пломбированных вагонов» (вместе с Мартовым и Луначарским). А в Варшаве он носил перстень с рубином, снятый, по его же собственным словам, с пальца убитого Николая Второго.

В августе 1922 года Войкова назначили полномочным представителем страны Советов в Канаде, но правительство Великобритании воспротивилось этому из-за причастности кандидата в дипломаты к уничтожению царской семьи.

Работавший в варшавском полпредстве советский дипломат Григорий Зиновьевич Беседовский охарактеризовал своего тогдашнего шефа так:

«Высокого роста, с подчёркнуто выпрямленной фигурой, как у отставного капрала, с неприятными, вечно мутными глазами (как потом оказалось, от пьянства и наркотиков), с жеманным тоном, а главное, с беспокойно-похотливыми взглядами, которые он бросал на всех встречавшихся ему женщин, он производил впечатление провинциального льва. Печать театральности лежала на всей его фигуре. Говорил он всегда искусственным баритоном, с длительными паузами, с пышными эффектными фразами, непременно оглядываясь вокруг, как бы проверяя, произвёл ли он должный эффект на слушателей. Глагол “расстрелять” был его любимым словом. Он пускал его в ход кстати и некстати, по любому поводу. О периоде военного коммунизма он вспоминал всегда с глубоким вздохом, говоря о нём как об эпохе, “дававшей простор энергии, решительности, инициативе”».

И ещё, как мы поняли, Войков увлекался фотографией и с удовольствием фотографировал заезжую знаменитость. А «товарищ У» (чекист Ульянов) щёлкал фотоаппаратом посла и поэта.

Известно, что в Москву Маяковский вернулся 22 мая 1927 года. Стало быть, Варшаву он покинул числа 20-го.

В тот же день – 20 мая – в небольшом польском городке Вильно (ныне Вильнюс) неожиданно засобирался в дорогу двадцатилетний корректор местной газеты «Белорусское слово». Вечером 23 мая он прибыл в Варшаву. Звали его Борис Софронович Коверда.

27 мая газеты сообщили о том, что Великобритания разорвала дипломатические отношения с Советским Союзом. А 7 июня советский полпред в Польше Пётр Войков встречал на Центральном вокзале Варшавы высланного с британских островов Аркадия Павловича Розенгольца, исполнявшего обязанности поверенного в делах СССР в Великобритании.

За 15 минут до отхода поезда к беседовавшим на перроне дипломатам приблизился Борис Коверда и начал стрелять в Войкова из пистолета. От полученных ран полпред скончался в больнице.

Осенью в Варшаве состоялся суд над убийцей советского дипломата. Было установлено, что с Войковым он знаком не был, в лицо его не знал, но имел на руках фотографию полпреда, по которой и опознал его.

Суд не стал выяснять, как к виленскому корректору попал этот фотоснимок.

Но сделать это нетрудно!

След Лубянки в убийстве Войкова просматривается вполне отчётливо.

Советское руководство, надо полагать, было очень обеспокоено неожиданным разрывом дипломатических отношений с Великобританией, и кремлёвские вожди напряжённо размышляли о том, какой сделать ответный шаг, чтобы как-то выправить ситуацию. Краже секретного документа в британском министерстве надо было противопоставить инцидент, гораздо более громкий, демонстративно вызывающий и, желательно, непременно кровавый.

Для восстановления подмоченного престижа СССР было решено пожертвовать одним из советских полпредов – тем более, чуть ли не все они являлись участниками троцкистско-зиновьевской оппозиции, стало быть, жалеть их было нечего. И в сообщении советского правительства, опубликованном 8 июня (на следующий день после роковых выстрелов на варшавском вокзале), было прямо заявлено, что убийство Войкова последовало…

«… за целым рядом прямых и косвенных нападений со стороны английского правительства на учреждения СССР за границей и разрывом дипломатических отношений с СССР со стороны Великобритании».

В качестве жертвы Кремль избрал Петра Войкова.

Почему именно его?

Выдвинем версию, весьма неплохо объясняющую всё то, что произошло тогда.

Незадолго до всех этих событий полпред Войков настоятельно предлагал своему московскому руководству осуществить ликвидацию тогдашнего премьер-министра и военного министра Польши Юзефа Пилсудского. Вспомним, что говорил о Войкове Григорий Беседовский:

«Глагол "расстрелять" был его любимым словом. Он пускал его в ход кстати и некстати, по любому поводу».

Кремлёвские вожди этот план «ликвидации» отвергли. Но на Лубянке было хорошо известно о романе, который Войков закрутил с дворянкой Марией Скаковской, одной из сотрудниц Разведуправления Красной армии. Марию направили в Варшаву в 1924 году для того, чтобы восстановить резидентуру, разгромленную поляками. Но роман советского полпреда привлёк внимание польских властей, и в 1926 году Скаковскую арестовали, приговорив её (как шпионку) к тюремному заключению на пять лет.