Главная тайна горлана-главаря. Книга 4. Сошедший сам - Эдуард Филатьев

Кроме того, я беру на себя руководство Финансовым издательством. Оно издаёт финансово-экономическую литературу. В нём работает 184 человека».

Собрав всех руководящих работников этого ведомства, Бажанов стал разбираться…

«… что делает Издательство и как. Все ответственные работники на мои деловые вопросы несут утомительную чушь насчёт бдительности, партийной линии, а когда я настаиваю насчёт фактов и цифр, никто ничего не знает, и в конце концов спрашиваемый обращается к очень пожилому человеку, скромно сидящему в самом конце стола за углом: “Товарищ Матвеев, дайте, пожалуйста, цифры”. Товарищ Матвеев сейчас же нужные цифры даёт. Через час я убеждаюсь, что это сборище паразитов, которые ничего не делают, ничего не знают и главное занятие которых – доносы, интриги и подсиживание “по партийной линии”. Я их разгоняю и закрываю заседание. Прошу остаться только товарища Матвеева…»

Выясняется, что товарищ Матвеев – беспартийный специалист, и что работает он в издательстве техническим консультантом. Это единственный человек в учреждении, который всё знает и во всём разбирается. Когда же Бажанов спросил, откуда у него эти знания, тот ответил, что он бывший буржуй-издатель, выпускавший в царской России ту же самую финансово-экономическую литературу.

«Я интересуюсь, как велики были штаты его издательства. Он объясняет, что штатов никаких не было. А кто же был? Да он – издатель, и одна сотрудница, она же секретарша и машинистка. И это всё. А какое помещение вы занимали? Опять же, никакого помещения не было. Была комнатка, в которой за конторкой работал издатель и за столом машинистка. И выполняли они ту же работу, что сейчас 184 паразита, занимающие огромный дом. Для меня это – символ, картина всей советской системы».

Вернувшийся из зарубежной поездки Маяковский окунулся в повседневные дела. В опубликованном в «Комсомольской правде» стихотворении «Призыв» он неожиданно провозгласил:

«Товарищи, / опасность / вздымается справа,

не доглядишь – / себя вини!

Спайкой, / стройкой, / выдержкой / и расправой

спущенной своре / шею сверни!»

Какую «правую» опасность имел в виду Маяковский и кому призывал «шею свернуть»? Ведь ещё с «левой» опасностью – со стороны левого уклона в партии – большевики не расправились до конца. С чего же вдруг поэт заговорил об опасности справа? Или ему о ней кто-то подсказал?

Скорее всего, так оно и произошло – ведь Маяковский получал самые свежие новости от Агранова и его соратников. Поэтому многое узнавал раньше других и мог оперативно откликаться на события, которым ещё только предстояло произойти.

На помещённую в майском номере журнала «Новый мир» статью Вячеслава Полонского, направленную против лефовцев («Критические заметки. Блеф продолжается»), отвечало стихотворение Маяковского «Венера Милосская и Вячеслав Полонский», напечатанное в майском номере журнала «Новый Леф». Создавая образ недруга лефовцев, поэт подбирал слова пообиднее:

«Он просит передать, / что нет ему житья.

Союз наш / грубоват для тонкого мужчины.

Он много терпит там / от мужичья,

от лефовцев и мастеровщины.

Он просит передать, / что, “леф” и “праф” костя,

в Элладу он плывёт / надклассовым сознаньем».

Под словами, взятыми в кавычки («леф» и «праф»), подразумевались, надо полагать, «левые» и «правые», которым поэт призывал «шею свернуть».

Завершался стих так:

«Товарищ Полонский! / Мы не позволим

любителям / старых дворянских манер

в лицо строителям / тыкать мозоли,

веками / натёртые / у Венер».

Поскольку наступило лето, Маяковский переехал на дачу в Пушкино. Но практически ежедневно он приезжал в Москву и непременно заходил в редакцию газеты «Комсомольская правда», с которой у него началось активное сотрудничество. Любил общаться с журналистами. Был среди них и Михаил Константинович Розенфельд, впоследствии написавший в воспоминаниях:

«Я не был с ним близко знаком, но меня поражало, что он в редакции был совсем другим. Об этом страшно было говорить в те времена, но мне он казался… застенчивым. Человек, который кричит всегда, ругается – и вдруг застенчивый!

Встретишься с ним в коридоре редакции, начнёшь говорить, а он заметно смущается и говорит тихим, спокойным, несколько застенчивым голосом и совсем не горлопанил, не кричал. Он мне казался застенчивым человеком.

Но стоило подойти группе человек в шесть-семь, как он уже совершенно преображался, начинал хорохориться, брать другой тон и уже говорил громко, раскатисто. А с глазу на глаз разговаривал как самый скромный, обычный товарищ по редакции».

В ту пору комсомольская газета часто устраивала читательские конференции, на которых обсуждались самые разные (но непременно животрепещущие) вопросы. Публика на подобные мероприятия почти не ходила – никому не интересно было выслушивать длинные (и, как правило, скучнейшие) доклады, переполненные призывами и лозунгами, которые и без того навязли в зубах. Поэтому (в качестве приманки) программу вечера составляли в двух отделениях: в первом – политический доклад, во втором – художественная часть, то есть выступления известных поэтов, писателей, артистов балета, музыкантов, певцов и так далее.

На этих конференциях появлялся и Владимир Маяковский, чьё участие привлекало народ.

Михаил Розенфельд обратил внимание на то, как вёл себя на этих мероприятиях поэт:

«Если перед началом конференции (а на конференции было человек шестьсот-восемьсот) его окружала рабочая молодёжь, комсомольцы, он с ними тоже никогда не хорохорился, не вёл себя "громко", не шумел. Он к ним прислушивался, не возражал – настолько он уважал этих ребят.

Это же была не аудитория Политехнического музея, где он каждое ехидное слово противников блестяще отбривал. Он тут совершенно не был похож на того Маяковского, которого мы видели в различных литературных домах. Если его спрашивали "Почему ваше стихотворение непонятно?" – он подробно отвечал и убеждал. А ведь он мог бы сразу какой-нибудь остротой "убить" этого человека. Но он с глубоким уважением отвечал! Он очень чутко, внимательно, с большим уважением относился к этим простым рабочим ребятам».

12 июня Маяковский выехал в Тверь и выступил там в городском совете с докладом «Лицо левой литературы» и с чтением стихов. «Тверская правда» через четыре дня дала отчёт:

«Маяковский идёт в первых рядах современной литературы, вернее поэзии. После Демьяна Бедного – его место…