Первая волна: Сексуальная дистанция - Мила Левчук

Она станцевала с одним партнером, потом с другим, потом, когда уже начало темнеть, отошла от танцующих в сторону и принялась копаться в своем рюкзаке. Мой взгляд переместился за ней. Я рассматривал ее позу попой кверху и не мог заставить себя вернуть внимание к танцполу, к тому же она что-то такое интересное достала из рюкзака. В ее руках появилась цепь толщиной с мизинец с чем-то тяжелым на конце. За ней вторая. Потом она вытащила большую пластиковую бутылку, черную палку и коробочку. Она подозвала какого-то парня, и тот помог ей сложить камни в центре полянки. Девушка налила на них жидкость из бутылки, зажгла спичку и подожгла черную палку, а той прикоснулась к камням, и над ними вспыхнул веселый огонь. Потом достала из рюкзака колонку, намотала цепи на ладони и включила музыку. Я подался вперед, чтобы не пропустить зрелище, которое намечалось абсолютно невиданное.

Ритмичный перестук барабанов под энергичную музыку так и подмывал двигаться в такт. Девушка опустила грузы на своих цепях в костер, и они воспламенились изнутри, она раскачала два огненных шара и принялась танцевать. Народ немедленно бросил все свои дела и плотной толпой обступил заклинательницу огня. Я пялился на нее как заколдованный и постарался только не уступить свое место в первом ряду.

Пламя гудело, когда она вращала вокруг себя два огненных кольца и танцевала, отгибаясь назад и чуть не вставая на мостик. В сгущающихся сумерках кручение факелов превратилось в два красных колеса, которые порхали вокруг ее гибкой фигуры, бросая отблески на красивое улыбчивое лицо. Раз! Я ахнул, она вскинула ножку ко лбу, сверкнув плотными черными трусиками и меня окатило жаром. Я, черт возьми, возбудился так, как редко случалось. В следующую секунду циркачка растянулась на траве в красивом шпагате, пока огненные кольца рисовали два нимба над ее головой, а я жадно ловил каждое движение ее тела, состоящего из одних только мышц. Как это было красиво! Как завораживало! Заводило.

Я наблюдал за ней и забыл обо всем, пока мое тело отвечало на каждое движение волной тепла и мурашек. Вокруг меня постоянно прибывала толпа, и приходилось бороться за первый ряд, Бланка не отставала. Она стояла рядом и обнимала меня за пояс, пока я начисто забыл о ее существовании. Пялился как восторженный пацан, кем по факту и являлся. Зрители поддерживали танцовщицу криками, аплодисментами, на две минуты она привлекла всеобщее внимание. А потом музыка закончилась, гибкое тело закружилось на месте в слитном огненном коконе из сияющих искрящихся колец, и она упала на колени, изогнувшись назад, почти доставая макушкой до земли. Факелы упали в траву и замерцали спокойным угасающим огнем.

Публика взорвалась овацией. Я истово поддержал криком и хлопал так, что ладони загудели. А барышня подскочила как ни в чем ни бывало, взяла свою черную шляпку и с улыбкой пошла по кругу. В шляпку посыпались купюры и монеты. Я схватился за карманы, толку-то? Денег у меня не было от слова совсем и никогда. Стало ужасно стыдно. Артистка тем временем изящным пируэтом оказалась прямо передо мной – маленькая, миниатюрная как будто девочка, она глянула на меня большими бархатными глазами снизу вверх, и меня словно током ударило.

Девушка улыбнулась, чуть приподняв шляпку, и мне показалось, что раньше ни перед кем она не замирала и не настаивала. А тут мы стояли и пялились друг другу в глаза со шляпкой между нами.

– У меня нет денег, – это выражение я знал даже на испанском, настолько их у меня не было, – прости, пожалуйста.

Акробатка улыбнулась шире, подмигнула мне без тени сожаления и упорхнула дальше, а меня окатило жгучим стыдом. Шоу посмотрел, а заплатить нечем. Герой.

Толпа начала расходиться, девушка вернулась к своим вещам и принялась тушить реквизит, собираться.

– Подожди минуту, – я высвободился от Бланки и подошел к артистке, – у меня нет денег, – сказал я хрипло, – но есть вот, – и протянул на раскрытых ладонях конфеты, которыми нас наградили за выступление.

Она обернулась, увидела мой дар и звонко рассмеялась, я почувствовал, как краснею, но сразу вслед за этим она сказала:

– Боже, какой милый! – она закусила язычок на сторону и придирчиво выбрала конфету с моей ладони, развернула и сунула в рот. – Спасибо! – внезапно она завела ручку мне на шею, пригнула к себе и звонко чмокнула в щеку.

Меня опалило, будто уголь приложили. Я вдохнул и забыл выдохнуть. А она отвернулась и продолжила сворачивать свои вещи.

– Можно я помогу? – с надеждой спросил я за ее спиной.

Она обернулась.

– Валяй, – с задором кивнула она снизу вверх.

И я потянул одну из цепей из травы, сматывая ее в руках, пока она перешнуровывала свои тяжелые ботинки на изящных щиколотках. Довольно увесистой штукой оказался этот факел!

Чего я пристал? Чего хотел? Я знаю, чего бы я хотел сейчас, вернуться в прошлое и подзатыльниками гнать придурка из того парка и с ноги добавить! Но был я там 16-летним болваном, которого потянуло, как долбаным магнитом. Теперь я знаю, как ощущается такая химия на животном уровне. А тогда не знал и был перед этим притяжением полностью беззащитен.

Я помог ей упаковать цепи в рюкзак и проводил взглядом ее танцующую походку, когда она удалилась в толпу, а напоследок обернулась и послала мне воздушный поцелуй.

Я вернулся к ребятам. Бланка меня сторонилась, обиделась, дурочка, а я все никак не мог в себя прийти. Как пьяный просидел с ними еще полчаса до глубокой темноты и поехал домой.

А на следующий день я снова приехал в тот парк.

Мобильный звякнул уведомлением о новом сообщении, когда Вольский сидел на высоком барном стуле у панорамного окна в пол с видом на Большую Невку и стадион на Крестовском острове. Он задумчиво жевал сухой бутерброд с сыром и пил остывающий кофе, медитируя на потоки дождя по стеклу.

Все пространство его просторной евродвушки было затоплено атмосферой пасмурного питерского утра. Еще с детства он не выносил тесные темные комнаты типовых квартир. В обычные окна питерское солнце почти не попадало, а большую часть года жизнь в потемках вызывала у него хандру. Поэтому когда дело дошло до собственной недвижимости, которую выбираешь ты сам, а не наоборот, он полностью отменил внешние стены. Застеклил узкий длинный балкон и сломал перегородку между ним и комнатой. В результате панорамное остекление занимало не только все пространство внешней стены, но еще и примерно метр потолка.

Стену между кухней и гостиной он сломал тоже, и теперь спрятаться можно было только в спальне. Белые стены, светлая мягкая мебель, барная стойка, подвешенная к потолку перевернутая пирамида бокалов, винный шкаф и двустворчатый холодильник намекали на то, что хозяин роскоши тот еще гедонист, если бы большую часть времени все это не стояло на три четверти пустым. Круглый обеденный стол, зеркало в полстены, диван, похожий на посадочную площадку для боинга. Все это говорило о том, что замысел владельца подразумевает жизнь насыщенную, интересную и полную каких-то людей, для которых тут и посуды, и посадочных мест было на десятерых. Но все это стояло нетронутое, будто на выставке.