Крутой секс - Дмитрий Стрешнев

Максимыч пояснил:

— Третий день не просыхает. Прочитал в одной книжке, что индийцы и осетины — тоже арийцы. Вот крыша и уехала далеко и не в ту сторону.

В разгар этих разговоров в «пузырь» вошел еще один гражданин. Увидев его лицо, вам бы наверняка захотелось отойти в сторону. Впрочем, мало ли по нашему городу расхаживает соотечественников, сошедших с ума либо с отчаяния, либо по причине собственной огнедышащей злобности?

Протиснувшись сквозь спившийся генофонд, данный гражданин добрался до Самокатова и, постучав по щиту на спине, приветствовал его:

— Как ваше здоровье, которого нету?

Во рту у Самокатова уже была булка, вкусно смоченная голодной слюной, поэтому появление фамильярного знакомого он воспринял без особого энтузиазма, но тем не менее, проявил воспитанность и, увидев перед собой знакомые глаза, такие мутные, что ими не щурясь можно было смело смотреть на солнце, вежливо отозвался:

— Ну что, Зуда, засиликонил с утра? В голове-то, небось, сплошной полтергейст?

— Брось свою ботанику и слова дурацкие, — мрачно сказал Зуда. — Я еще не опохмелился, а ты уже шутишь.

— Опять вчера напился, как последняя свинья?

— Как предпоследняя. Как последняя напился тот, кто пил со мной.

— А зачем? — поинтересовался Иннокентий.

— Что значит — зачем? Ты что — врач, что ли? Почему бы русскому человеку не выпить?

Из-за отсутствия нескольких важных зубов Зуда картавил и шепелявил так, что вместо врач получалось: «вояж».

— Понятно, — сказал Самокатов. — Парадигма национального сознания: мы великий народ, по этому случаю выпьем водки.

Кругом кашляли как на концерте в консерватории. Зуда придвинулся поближе к Иннокентию и сказал страшным шепотом:

— Есть важное дело!

— Денег не дам, — твердо отозвался Иннокентий.

— Ёкарный театр! Ты сначала послушай!

— Говори скорей, а то мне скоро пора завтракать.

— В церкви?

— В церкви нас обедами кормят, а завтраками — в костеле.

Зуда снова снизил голос.

— Здесь говорить нельзя. Давай выйдем.

Расталкивая жаждущих отравиться напитками, они вышли наружу. Зуда завел Иннокентия на отчаянные задворки за дальним ларьком под амбициозной вывеской «Грилыпаурма», где возле надписи «Короба и мусор не сваливать!» дремали помоечные собаки. Там из-под груды грязного картона он вынул сияющий металлом чемоданчик.

— Вот это ты видел?

— Где ты его взял? — спросил Чубариков.

— Нашел у большого заброшенного дома, где Шурок обитает. Ночью. Вернее, не нашел, а он на меня сверху упал. Чуть не долбанул по бестолковке.

— Ясно. Упал с неба. А кто такой Шурок?

— Тот, с кем я пил.

— И что ты от меня хочешь?

— Ты, говорят, такие вещи покупаешь. Продаю тебе, не глядя.

— У меня денег нет, — сказал Чубариков.

— Ладно, — торопливо сказал Зуда. — Смотри: он точно непростой! Скажи — такие простые бывают? Ты такие видел? Я его и так, и зубилом, а он все никак… Если откроешь, и там что-то очень ценное или выпивка — половину мне… Хотя выпивки, конечно, нет, больно легкий. Договорились?.. Можно, конечно, отдать какому-нибудь специалисту, только потом — досвидос! Хрен кто поделится, люди сам знаешь, какие. Кругом одни придурки, а у тебя мозги в глазах светятся и человек ты честный, все знают… Слушай, а может там брильянты?

— А может там джинн, запертый на триста лет? — сказал Самокатов. — Откроешь — выскочит бритый наголо, весь в наколках и прохрипит: «Приказывай, командир!..».

— Хватит по ушам ездить! Берешь или нет?

— Хорошо, я его беру, — сказал Иннокентий, — потому что внутри может быть чья-то судьба.

Чемоданчик исчез под надписью «Крутой секс».

— Не забудь: половину — мне! — напомнил Зуда.

— Да я не собираюсь его открывать, — сказал Иннокентий. — Может, его подбросила Пандора?

— Кончай шуги-муги! У тебя что — крыша сегодня не так развернута? Или ты ментам его отнесешь?

— Я как дежурный по эскалатору, справок не даю, — отозвался Самокатов.

Лицо Зуды повело наискось от ненависти.

— Я знал, что ты придурок! — чуть не завизжал он. — Отдавай обратно чемодан, я другого покупателя найду!

— Нет уж, сделка состоялась.

Зуда в ярости ударил Самокатова кулаком и попал, разумеется по щиту, повредив букву «К» в слове «секс».

— Ты портишь чужое имущество, — предупредил Иннокентий, — а за это придется отвечать.

— Да я тебе так все разнесу, что будет нечего на хребте таскать!

— Ну, что ж, одолжу костыли, оберну одну ногу целлофаном и встану у метро. Между прочим, там прибыль больше, чем здесь. Но работа непрестижная. А здесь я однажды даже носил щит с надписью: «Фестиваль свекловодов».

— Ты мне все мозги вынул! — злобно заныл Зуда.

— Отдай чемодан! Я знаю: там миллион! Деньги — это жизнь!

– Не совсем корректно, – назидательно сказал Самокатов, – У нас в стране иногда деньги – это смерть. Нельзя любить деньги больше жизни. А теперь я тебя покину. Мне надо позвонить одной женщине.

Остановившись возле разноцветных торпедных носов бюстгальтеров, Зашибец сказал:

— Насколько я понимаю, вы опять полны решимости влипнуть в историю?

— Неужели… постойте… можно ли истолковать ваши слова так, что библиотеку Ивана Грозного снова собираются искать? — радостно спросил профессор.

— А вам мало тех государственных денег, которые на эти поиски уже угробили? — тоже спросил Зашибец.

Подошла скучающая продавщица.

— Вам помочь?

— Да нет, — сказал Зашибец. — Мы просто фетишисты. Минут десять понаслаждаемся здесь, ладно?

Продавщица исчезла.

— Не буду спрашивать, как вас угораздило оказаться именно там, — продолжил беседу Зашибец.

— Где это — там?

— Там, где вы оказались. Откуда мы с вами еле спаслись.

— Уверяю вас, Роман Степанович, — горячо воскликнул профессор, — это произошло совершенно случайно!

— Не сомневаюсь, Аркадий Марксович. Поскольку знаю: вы из той породы людей, которые, бросив мусор в мусоропровод, внезапно обнаруживают, что в руке осталась всего одна перчатка, а ключи от квартиры бесследно исчезли.

Профессор пошел пятнами.

— Позвольте!..

— Зря вы так, Роман Степанович! — вмешался Сева.