Болотница - Татьяна Мастрюкова

Действительно, с ходу разглядеть что-либо в сочной густой болотной траве, сплошь усеянной мелкими белыми цветочками, было очень трудно, да что там, практически невозможно. Я еще невольно обратила внимание, что белые цветочки образуют вокруг ног девушки неровный круг, сам чем-то похожий очертаниями на цветок. Но это вполне могло быть на болоте, где более-менее сухую землю кочек, со всех сторон зажатую водой и топью, оккупируют растения и цветут пышным цветом, принимая самые причудливые формы из-за недостатка полезных веществ и переизбытка воды в почве. Это я еще по урокам биологии помню.

Я так обрадовалась, что наконец-то встретила человека, что я не одна в этом жутковатом месте, что просто отмахнулась от вполне логичного вопроса, как здесь очутилась эта особа.

– Эй! – крикнула я, направляясь к девушке и осторожно переставляя ноги, чтобы еще раз не попасть в болотную западню. Тут же вспомнила, как какая-то птица недавно точно так же кричала мне из кустов и добавила, повысив голос и прибавив ему приветливости: – Здравствуйте!

Незнакомка слегка вздрогнула, будто не ожидала кого-то здесь встретить, что неудивительно, и, чуть приподняв голову, искоса посмотрела на меня сквозь завесу волос. Потом прижала костлявый кулачок к груди и стала ждать, когда я подойду поближе, сама не делая никаких попыток двинуться мне навстречу.

Осторожно ступая, я между делом бросала взгляды на девушку. Она выглядела обыкновенно, совсем как обычный человек, и не пугала меня. Хотя вид у нее, надо сказать, был каким-то потертым, что ли, потрепанным. Сарафан на ней был когда-то зеленым, а теперь, наверное от частых стирок и времени, приобрел сероватый оттенок. От груди до подола шли зеленоватые пластмассовые пуговицы. Манжеты на рубашке, как я заметила, слегка обтрепались, из них даже торчали нитки. Мне почему-то представилась наша соседка по дому, одинокая старушка баба Шура, которая в такого типа халате выходила посидеть на скамейке перед подъездом. У бабы Шуры были возрастные проблемы с головой, но, если ее не трогать, старушка была вполне безобидна. Вот удивительно, что мама даже в такой одежде никогда не вызывала подобные ассоциации, а тут ненормальная старушка сразу на ум пришла.

Безобидна ли эта незнакомка, я не знала. Но все равно не сильно боялась. Мне казалось, что уж с девушкой я точно справлюсь, если что.

Немного нервировало, что я совсем не вижу ее лица. Она будто нарочно отворачивалась, склоняла голову, чтобы волосы служили ей ширмой.

В то же время она вся как-то сжалась и ждала меня, будто не смея пойти навстречу, хотя очень хотелось. И всхлипывала совсем по-детски. Казалось, она боится меня больше, чем я ее, и это слегка расслабило меня, притупило бдительность.

Я улыбнулась ей ободряюще и уже почти сделала шаг вперед, как-то забыв, что там может быть топкое место.

Тут под моей ногой громко чавкнула болотная жижа, и я инстинктивно отдернулась, дрыгнув ногой, и, пока отряхивала и без того мокрую кроссовку, непроизвольно посмотрела на незнакомку точно так же, как она смотрела на меня, – искоса, будто украдкой.

От внезапно представшей передо мной картины я словно окунулась с головой в ледяную воду. В солнечном сплетении сжался твердый узел, не давая вздохнуть.

Я была совсем близко от девушки, шагах в десяти. И теперь, когда я не глядела на нее прямо, она наконец будто осмелела и подняла голову. Смотрела на меня в упор с каким-то пугающим, жадным ожиданием, совсем не вязавшимся ни с жалобными всхлипами, ни с покорной жалкой позой.

Теперь я четко видела, что на девушке не сарафан, а скорее, длинная ночная рубашка. Раньше она была белой, а теперь из-за болотной воды, травяного сока и времени приобрела серо-зеленый оттенок. А мелкие цветочки на сарафане – никакой не рисунок, а неровные пятнышки плесени, щедро рассыпанные по ткани. И пластмассовые пуговицы были зелеными от покрывавшего их мха.

Неестественно расширенные черные, матовые, как пуговицы, зрачки, практически полностью заливающие радужку, придавали лицу девушки жутковатое, ненормальное, мертвое выражение. Не глаза, а дырки какие-то. И, как мне показалось, она не моргала.

Напрасно я пыталась приободрить себя предположением, что это у нее из-за страха или сильного холода. Я с пугающей отчетливостью поняла, что потеряла бдительность, расслабилась слишком рано и без повода.

Почему я вдруг решила ей помочь? Вдруг она сумасшедшая, сбежавшая из больницы в лес? Или какая-нибудь местная дурочка? Мало ли что могло взбрести ей в голову, а мы с ней были совсем одни на этом болоте. С чего это вдруг меня так растрогали ее жалобные причитания? Разумнее всего было бы держаться подальше, вначале разговорить ее, а потом уже бежать успокаивать. И как я собиралась оказывать ей помощь, если мне самой-то помощь крайне необходима?

И опять совершенно некстати вспомнив тот охотничий рассказ про оборотня, я невольно посмотрела на ее ноги. Коленок, конечно, под длинным сарафаном было никак не разглядеть, но ступни…

А ступни по щиколотку утопали в густой траве, почти совершенно сливаясь с ней. Что-то заставило меня насторожиться, и я снова и снова возвращалась взглядом к ногам девушки. Что на них, галоши? Кроссовки? Или она босая?

С ними явно что-то было не так, но мой разум словно отказывался воспринимать действительность.

Я не могла поверить, не хотела верить.

Я ведь видела, какие они на самом деле, ее ноги.

Стройные человеческие ноги в тонких длинных черных волосках.

«Не эпилирует ноги!» – машинально подумала я с осуждением, цепляясь за эту спасительную в своей обыденности мысль. Кожа на этих ногах уже приобрела мертвенный синюшный оттенок, – от холода или от чего другого. К лодыжкам ноги постепенно плавно утончались и совершенно естественно переходили в настоящие гусиные лапы. Желтоватые, как старый жир, с черными прожилками, с перепонками, маленькими коготками на концах ласт.

Вот почему Лоскатухин рисовал птичьи ноги в своем дневнике…

Именно сейчас я почему-то отчетливо почувствовала, что стою по щиколотку в холодной болотной жиже, которая украдкой пробралась в кроссовки. Ноги потихоньку засасывает, будто кто вцепился в подошвы и настойчиво тянет вниз. Страшно желая зажмуриться и все же не в силах не смотреть на это мерзкое существо, я с отчаянием думала: «Ну почему это случилось именно со мной? Со мной же никогда не происходит ничего необычного!»

Девушка (или все же болотная тварь?) перехватила мой взгляд, и, как только поняла, что обличена, то вся сразу переменилась. Теперь это была уже не несчастная бледная страдалица, нуждающаяся в помощи.

Черты лица ее неуловимо исказились, будто кто бросил в стоячую воду камень, и передо мной теперь стоял не человек, а что-то, попытавшееся принять человеческий облик. В общих чертах это ему удалось, но если с фигурой получилось добиться сходства, то с лицом вышла промашка. Кто-то будто лепил его из болотной глины, неумело, зная о человеческом лице только понаслышке.