Мечтатели Бродвея. Том 1. Ужин с Кэри Грантом - Малика Ферджух

Его уши были почти прозрачными, как лепестки цветов.

– Я тоже, – прошептала она. – Я тоже, дедуля. Я счастлива видеть вас.

Он глубоко вздохнул, словно наполняя себя силой, которую берег только для этой минуты.

– Я уж было подумал… что Эйлин окажется кобылой. С десяти лет у Джей Джея… одни лошади на уме.

Все трое рассмеялись, очень тихо, почти неслышно.

– Вы тоже умеете ездить верхом?

Рука Джей Джея предупредила ее руку коротким, но сильным пожатием. Лошадей Хэдли видела только у конных полицейских в Центральном парке.

– Да, – солгала она не моргнув глазом. – Я обожаю лошадей.

Хэдли шла уже долго. Когда она добралась до 86-й улицы, мелкий дождик окутал город. До метро было далеко, и она решилась подозвать такси.

– Конец рабочего дня? – спросил шофер, когда она назвала ему адрес.

– Да. Нет. В общем, не совсем.

– Из Техаса, а? Так отвечают техасцы.

Он улыбнулся ей в зеркальце заднего вида. Руль он держал как-то странно.

– Потерял половину руки на войне, – объяснил он, поймав ее взгляд. – Война и джунгли. Мне еще повезло, другие там остались. Но вы не бойтесь, я ж не «бугатти» веду.

– Вы были… в Бирме?

– Нет. На острове, о котором здесь и не слыхали. Мы шли на смерть за пригорок, кусочек пляжа, скалу. Я искалечил руку, форсируя ручей на острове, которого никто не знает. Объедем Таймс-сквер? Сейчас как раз публика выходит из театров.

Хэдли кивнула, говорить ей не хотелось. Она откинула голову и закрыла глаза.

– Вы красивая, – шептал старый Нельсон. – Такая свежая. Будь я лет на сто моложе…

Он снова засмеялся, всё так же тихо, будто во сне. Но он не спал, несмотря на долгие паузы и опускающиеся веки. В какой-то момент взгляд его поблекших, словно размытых черных глаз устремился на Хэдли почти алчно.

– Вы его любите, правда? Вы любите моего мальчика, моего Джей Джея?

Она проглотила слюну, улыбаясь дрожащими губами, еще секунду потянула время и, склонив голову, выдохнула:

– Очень.

– Он тоже. Он говорил мне это. Много раз. Вы будете счастливы, правда, дети мои?

Его дыхание слабело с каждой минутой.

– Ну… Чего же вы ждете? – вдруг спросил он с лихорадочным нетерпением. – Жених и невеста… ну-ка поцелуйтесь.

Хэдли Джонсон и Джей Джеймсон Тайлер Тейлор переглянулись и замерли, обоим было до ужаса неловко.

– Чего же вы ждете? Чего ждете? – повторял старик.

Его бесцветная голова, до сих пор едва заметно приподнятая, опустилась на подушки, перекатилась набок. Всматриваясь в них из-под полуопущенных век, он ждал. И тогда Хэдли сама наклонилась к молодому человеку и прижалась губами к его губам.

Она почувствовала, как он чуть отпрянул от неожиданности, потом его рука нерешительно поднялась и обняла ее плечи. Губы у Джея Джеймсона Тайлера Тейлора были мягкие, очень нежные. Они отстранились друг от друга, не поднимая глаз.

– Она оставила… помаду… у тебя на губах, – улыбнулся старый Нельсон и опустил веки.

Он продолжал улыбаться, и они не сразу заметили, что он больше не дышит.

– Тяжелый был вечер? – спросил голос шофера.

Хэдли вздрогнула, открыла глаза и выпрямилась на сиденье.

– А что?

– Сначала у вас такое лицо, будто вам дали ложку розового меда, а потом вдруг гримаса как у Эдварда Дж. Робинсона, когда он получил заряд свинца в живот.

На улыбку ее не хватило.

– Да, довольно тяжелый, – только и пробормотала она в ответ.

Он поднял искалеченную руку, объединив в одном жесте Судьбу, Рок и Философию.

– Полноте. Главное, вы живы и работа есть.

Жива. Да, конечно. Работа?..

– Я только что потеряла двести долларов, – сказала Хэдли.

Шофер присвистнул. Восхищенно или сочувственно, она не поняла.

– Вот черт. Поставили не на ту лошадь?

– Можно и так сказать, – вздохнула Хэдли.

Она совершенно о них забыла – а если бы и помнила, как потребовать двести долларов у человека, когда он рыдает? Мало того, она забыла переодеться и вернуть костюм в мелкую клетку. Ее униформа из «Платинума» осталась там, за розовой ширмой. Решительно, всё не слава богу.

– Вообще-то у меня их и не было, – сказала она. – Мы приехали, поверните налево.

Ничего не понимая, шофер потеребил фуражку, но от вопросов вежливо воздержался. Машина затормозила перед «Джибуле». Улица была пуста, никого, только дождь. Шофер здоровой рукой протянул ей через дверцу сдачу.

– Оставьте себе, – покачала она головой. – Накопите на бассейн в форме сердца.

Прикрыв голову руками от дождя, девушка взбежала на крыльцо.

– Я буду плавать и вспоминать вас! – крикнул он ей вслед.

И такси скрылось в пелене дождя, взметнув опавшие листья.

В соседней комнате Пейдж услышала, как вернулась Хэдли. Она не спала.

Будь это не сегодня, она бы встала и вышла ей навстречу. Они спустились бы в кухню и поболтали за чаем или какао. Но в эту ночь Пейдж никого не хотела видеть и ни с кем говорить.

Она не знала, что Хэдли тоже этого не хотела.

Черити оставила свою дверь приоткрытой. В слабом свете лестничной клетки Хэдли проскользнула в комнату. Девушка спала, закинув руки за голову по обе стороны подушки, как будто сон вошел нежданно-негаданно и взял ее на прицел.

На цыпочках Хэдли подошла к софе, на которой уснул Огден. Осторожно подняла его вместе с одеялом, завернутого, как сахар в бумажку. Вдохнула младенческий запах теплой постели, пота и молока. Она вышла так же бесшумно, унося ребенка в свою комнату, по другую сторону от лестницы. Зажгла лампу у изголовья, которую всегда прикрывала платком, чтобы приглушить свет, и разулась. Паркет приятно холодил ноги, точно в лужицу ступила.

Она уложила мальчика, опустилась на колени у кровати и долго слушала его сон. Потом встала, открыла шкаф и, присев на корточки, достала коробку, спрятанную в дальнем углу. В уютном замшевом коконе отдыхали рядышком ее туфельки для степа, набитые шелковой бумагой, смирно, как две уснувшие птички.

Хэдли бережно взяла их в руки. Под ними лежала маленькая визитная карточка и бежевая тетрадь с покоробившимися страницами, исписанными крупным почерком черными чернилами. Обычно, читая их, Хэдли успокаивалась. Эти слова были светом поезда в зимнюю ночь. Но сегодня…

Она сложила всё в коробку, убрала ее в шкаф и бросилась на кровать. Из глаз брызнули слезы, нос захлюпал. Схватив край одеяла, она заглушила им стон.