Московская сага. Война и тюрьма - Василий Аксенов

Благодать, оказывается, существовала. Она как быолицетворяла все еще не поколебленную основу, за которую и бились на ближайшихподступах, бились с отчаянием, уже без веры в победу, на последнем издыхании. Ивсе-таки отстояли, не пустили чужие сапоги гулять по этим паркетам, отодвинулипрямую угрозу. Пока, скажет осторожный. Ну что ж, пока – это тоже неплохо. Навойне живешь минутой. Не зацепило сейчас, не зацепило еще раз и еще раз, ну чтож, это совсем неплохо. Во всяком случае, в толпе блестящих офицеров царило явнохорошее настроение. Приближалась церемония награждения генералов, особоотличившихся в зимней кампании 1942 года. Некоторым из этих генералов явнонечем было похвастаться, особо отличились они только тем, что уцелели и не сдалисьв плен, однако им тоже, всей армии этот кремлевский прием должен был сказать,что времена суровых наказаний прошли, наступили времена всяческого поощрениявооруженного человека. Что касается генерал-полковника Никиты БорисовичаГрадова, то он даже в этой толпе выделялся твердостью шага и решительностьючерт лица. Улыбка же, постоянно, словно сторожевой, проходившая по этому лицу,держала в себе смыслов, пожалуй, не меньше, чем джокондовская. В довоенныевремена с такой улыбкой в Кремль лучше было бы не являться, нынче же ее главныйпосыл, может быть, даже вызывал особое почтение. Главный же посыл состоял вуверенности в успехе и отсутствии страха. Все остальное, что стояло за этойулыбкой, не прочитывалось: время было такое, не до нюансов. Во всяком случае,командующий Особой ударной армией, блистательно завершившей январскийконтрудар, взявшей Клин и отрезавшей 16-ю армию врага от его основных сил, могсебе позволить вышагивать по Кремлю с такой многосмысленной улыбкой в глазах,на устах и в носогубных складках. Генералы вошли в Георгиевский зал ирасположились вдоль одной из его стен. Внушительная группа сильных мужчин. Какобычно, над всеми возвышалась верблюжья серьезная голова Андрея Власова.Напротив стоял инкрустированный царский стол, на нем видны были заготовленныезагодя коробочки орденов.

– Что предпочитаешь, Никита Борисович, «Анну» на шею или«Георгия» в петлицу? – шепнул Мерецков.

– Оба не помешают, Кирилл Афанасьевич, – шепнул в ответГрадов. – А ты небось «Станислава» с дубовыми листьями алкаешь?

– Угадал, ваше превосходительство, – вздохнул Мерецков.

Вот какие шутки нынче позволяли себе красные генералы вместотого, чтобы трепетать от благоговения. Война диктовала свою моду, армиявыходила вперед, партия и Чека скромненько до поры потеснились.

Открылись двери, и с мягкими отеческими аплодисментами вошливожди; впереди, воплощением полной непристойности, «всесоюзный староста»М.И.Калинин со своей зажеванной бородой. За ним скромно шел сам. Далееследовали вожди, «портреты», среди которых заметно было отсутствие Молотова.Последний пребывал в этот момент в Лондоне, куда прилетел инкогнито под именем«Мистер Смит из-за границы» на четырехмоторном бомбардировщике. Там онподписывал договор с Иденом и Черчиллем, договор о двадцатилетнем (20-летнем!)сотрудничестве Союза Советских Социалистических Республик с БританскойИмперией. А ведь сколько словесной энергии потрачено было со времен«ультиматума Керзона» на проклятья английскому империализму! Не смеется липровиденье над большевиками, а вместе с ними и над лордами Альбиона? Скромнопоблескивало за первым рядом вождистских круглых плеч пенсне Л.П.Берии: ни датьни взять фармацевт старой формации. Интересно, не сам ли он своими руками убилнашего дядю Галактиона? Никита вместе со всеми генералами мощно аплодировал вответ вождям. Вспыхнули лампы кинохроники.

Сталин выглядел как Сталин. Что о нем еще можно сказать?Человеческие категории, вроде «потолстел», «похудел», к нему не подходят. Онпросто выглядит как олицетворение Сталина, и это значит, что он в полномпорядке. Хотел бы я видеть, что с ним было во время паники, подумал Никита. Неолицетворял ли он тогда полураздавленного таракана, не гонялась ли тогда за нимкакая-нибудь кремлевская сова?

Сталин мягко, за плечи чуть-чуть подвинул Калинина кмикрофону. «Михал Ваныч», как всегда, разыгрывая свою роль «старосты», вкоторую он вошел еще в сорокалетнем возрасте, зашамкал с листочка:

– Дорогие товарищи! В ознаменование разгрома центральнойгруппировки немецко-фашистских войск Президиум Верховного Совета СССР принялрешение о награждении группы выдающихся советских военачальников...

Генерал-полковника Никиту Борисовича Градова вдруг посетилавесьма оригинальная мысль: «Интересно, если бы я приказал своим автоматчикамприкончить всю эту компанию, подчинились бы ребята?» Он глянул вбок настоявшего за несколько человек от него красавца Рокоссовского: «Интересно, аКосте не приходит в голову такая же мысль? Ведь сам недавно, как я, тачкутолкал. От имени и по поручению всех зеков Колымы и Печоры?..» Вдруг емупоказалось, что его мысль и взгляд не ускользнули от слепо поблескивающихстеклышек пенсне. Холодная струйка прошла вниз по позвоночнику, но в это времякак раз прозвучало его имя.

На его долю выпала высшая награда – Золотая Звезда ГерояСоветского Союза вкупе с весомым кругляшом ордена Ленина. Он четко прошагал позвенящему паркету, принял из «старостиных» рук драгоценные коробочки... опятьмелькнула дуpная мыслишка – «не пеpепутал ли мудак коpобочки» – и, осененныйулыбками вождей – «славные люди, добрые люди, экая, в самом деле, приятнаякомпания», – повернулся к микрофону:

– Я благодарю правительство Советского Союза и личнотоварища Сталина за эту высокую награду и обещаю приложить все силы длядостижения общей цели. От имени бойцов Особой ударной армии хочу выразитьполную уверенность в окончательной победе над врагом!

Вдруг окатила волна какого-то истинного, неподдельноговдохновения, мгновенного счастья от полного приобщения ко всему тому, что вэтот момент олицетворяло его страну, даже и вот к этой, и вот именно к этой,особенно к этой группе лиц, которых он еще несколько минут назад представилсебе под прицелом своих верных автоматчиков.

После церемонии всех награжденных пригласили в смежный зална небольшой, скромный банкет а-ля фуршет. Война войной, а угостить товарищейнадо – так, очевидно, думал Сталин. А то еще подумают, что я жадничаю. Стол былнакрыт именно как бы от его лица, то есть с некоторым грузинским мотивом:великолепные кавказские вина, сыры, огурчики и редис из кремлевских парников.Не обошлось, конечно, и без русских традиций, икра и севрюжий балычокприсутствовали. Водки не подали, что вызвало некоторое недоумение у привыкших кэтому напитку фронтовых генералов.

– У нас у всех много дел, товарищи, – сказал Сталин кконцу банкета. – Однако я хотел бы поделиться с вами некоторымисоображениями. Сейчас начинаем переговоры по ленд-лизу с американскимисоюзниками.