Неизвестный Есенин. В плену у Бениславской - Сергей Зинин

Катя, она для Вас может горло перегрызть Вашему врагу, и все же я Вам, быть может, нужнее, чем даже она. Она себя ради Вас может забыть на минуту, а я о себе думаю, лишь чтобы не свалиться, чтобы не дойти до «точки». А сейчас я уже почти дошла. Хожу через силу. Не плюйтесь же в колодец, еще пригодится.

Покуда Вы не будете разрушать то, что с таким трудом удается налаживать, я выдержу».

Галина вновь задумалась. Не слишком ли резки ее слова, не обидится ли на нее за это Есенин. Но изменять текст не стала, оставила все без изменения.

«Я нарочно это пишу и пишу, отбрасывая всякую скромность, о своем отношении к Вам, — пыталась втолковать своему заочному собеседнику Бениславская. — Поймите, постарайтесь понять и помогите мне, а не толкайте меня на худшее. Только это вовсе не значит просто уйти от меня, от этого мне лучше не будет, только хуже. Это значит, что Вы должны попробовать считаться с нами, и не только формально («это неудобно»), а по-настоящему, т. е. считаться не с правилами приличия, вежливости, а с душой других людей, тех, кем Вы по крайней мере дорожите.

Вы вовсе не такой слабый, каким Вы себя делаете. Не прячьтесь за безнадежность положения. Это ерунда! Не ленитесь и поработайте немного над собой, иначе потом это будет труднее.

Меня сейчас опять на эфир потянуло, всякие нехорошие мысли бродят; ну, а другие тоже могут не выдержать. Одному Вам налаживать себя труднее будет.

Используйте же то, что есть у Вас, а не губите».

Письмо взволновало Есенина. Приехав в Ленинград, он 15 апреля написал ответ:

«Галя милая! Простите, что пишу на такой бумаге. Нет лучше.

Я очень и очень извиняюсь, что уехал, не простясь с Вами. Уехал же я потому, что боялся — как бы Петербург не остался для меня дальше Крыма.

Галя, милая! Я очень люблю Вас и очень дорожу Вами. Дорожу Вами очень, поэтому не поймите отъезд мой как что-нибудь направленное в сторону друзей от безразличия. Галя милая! Повторяю Вам, что Вы очень и очень мне дороги. Да и сами Вы знаете, что без Вашего участия в моей судьбе было бы очень много плачевного. Сейчас я решил остаться жить в Питере. Никакой Крым и знать не желаю.

Дорогая, уговорите Вардина и Берзину так, чтоб они не думали, что я отнесся к их вниманию по-расплюевски. Все мне было очень и очень приятно в их заботах обо мне, но я совершенно не нуждаюсь ни в каком лечении.

Если у Вас будет время, то приезжайте и привезите мне большой чемодан или пошлите с ним Приблудного или Риту.

Привет Вам и любовь моя! Правда, это гораздо лучше и больше, чем чувствую к женщинам. Вы мне в жизни без этого настолько близки, что и выразить нельзя.

Жду от Вас письма, приезда и всего прочего.

Деньги из Госиздата спрячьте под спуд. Любящий Вас Сергей Есенин.

Вечер прошел изумительно. Меня чуть не разорвали».

26 апреля С. Есенин отправляет записку: «Милая Галя! Пришлите с Шмерельсоном пальто, немного белья и один костюм двубортный».

Для Бениславской опять засветилась надежда. 28 апреля она ответила Есенину: «Милый Сергей Александрович. До чего я обрадовалась, когда сегодня мне позвонил Шнеерзон (кажется, так его фамилия), сказал, что Вы здоровы, почти не пьете, что через три дня выходит «Москва кабацкая». Если бы Вы знали, до чего трудно без вестей от Вас и о Вас — Вы каждый день писали бы. (…) А Вы, Сергей Александрович, напишите подробно обо всем: о себе, о планах на будущее. Ладно? Ну, целую крепко, крепко, как люблю. Галя».

Больших писем Есенин писать не стал. В начале мая ответил: «Милая Галя! Тысячу приветов! Простите, что не писал. Погода была скверная, настроение от безденежья — тоже. На днях получу. Главным образом грустен потому, что дьявольски потолстел. Костюм не сходится. Белье приходится перепарывать. Черт знает что такое! Утром не могу без пота натянуть ботинки…».

Галине читать такие письма было одно удовольствие. Она вновь почувствовала, что нужна Есенину. Пусть это касается только его творчества, пусть это будут описание обычных бытовых подробностей, но они были очень дороги ей. Но как долго будет это продолжаться? Вопрос для нее был далеко не праздный.

Сложные отношения сложились у Бениславской с Александром Сахаровым.

Есенин рассказывал Галине, как он познакомился в Москве в 1919 году с молодым издательским работником Сахаровым. Близкие дружеские отношения сложились после совместной поездки в марте-апреле 1920 г. в Харьков. Своего хорошего отношения к Александру С. Есенин не скрывал. Говорил поэту В. Эрлиху:

— Люблю я Сашку! И он меня любит! Знаешь как? А вот! Любит он жену и детей? Любит! Больше жены и детей любит он только одну вещь: граммофон. А меня — больше граммофона. Ты не смейся, как лошадь, а слушай! Я всерьез говорю. Сашка продал свой граммофон, чтобы издать моего «Пугачева». Понял? Этого я ему вовек не забуду!

Через полчаса добавил:

— Кроме Сашки, у меня только один друг и есть в этом мире: Галя. Не знаешь? Вот будем в Москве, узнаешь! Замеча-ательный друг!

Действительно, в 1922 г. А. Сахаров издал в петроградском издательстве «Эльзевир» на свои средства есенинского «Пугачева».

Большая ленинградская квартира Сахарова на Гагаринской улице летом часто пустовала, так как семья Александра уезжала на дачу, а сам он по делам службы часто выезжал в Москву. Приезжая в Ленинград, Есенин мог жить и работать в «пустыне Сахара», так шутливо называл квартиру Сахаровых В. Эрлих, пользоваться книгами домашней библиотеки, приглашать к себе в гости ленинградских товарищей, писателей и поэтов.

Есенин доверил А. Сахарову свой архив, и тот особенно дорожил тем, что дома у него хранились есенинские рукописи. Появление на есенинском горизонте Галины Бениславской задевало самолюбие Сахарова. Он был уверен, что в жизни Есенина только он один может претендовать на роль ближайшего друга. Соперников терпеть не мог. И не играло никакой роли, что Бениславская была женщиной Есенина, что она никогда не выступала против Сахарова.

Когда же Г. Бениславская стала активно принимать участие в издании есенинских книг и у нее оказались рукописи вновь написанных Есениным произведений, то Сахаров не мог согласиться с подобным соперничеством, так как хотел сохранить за собой право главного хранителя есенинских материалов.

Переехав жить к Бениславской, Есенин передал ей ключи от чемоданов с рукописями и вещами, так как сам часто терял эти ключи. Он любил раздавать рукописи и фотографии друзьям. Бывали случаи, когда у него друзья без спроса брали рукописи. Есенин, замечая пропажу, ругался, но не мог возвратить взятую вещь обратно.

Передавая ключи, С. Есенин сказал Галине, что по мере накопления рукописных материалов нужно все передавать А. Сахарову.

— У него мой архив, — говорил он. — У него много в Питере хранится. Я ему все отдаю.